Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я фыркнула и покачала головой, поражаясь своему собственному безрассудству. Дэниел по своему интерпретировал мою реакцию.
— Да, отвратительно наблюдать, как они сохнут друг по другу, но Пенни — отличная подруга. Она поддерживала меня в самые сложные времена. Я изо всех сил стараюсь отплатить ей тем же, — объяснил он.
Конечно же, повести свою будущую золовку на ужин по случаю дня Святого Валентина, пока ее жених вдали, чтобы она обиженная не сидела дома. Это было слишком идеально, чтобы быть правдой.
— Ну, пожалуй, я пойду, — заявил он, разрушая момент.
— Твой отец сказал, что скоро придет. Если ты подождешь несколько минут, уверена… — Что я действительно хотела сказать, — Прошу останься. Ты можешь помочь мне достать несколько книг с полки!
Ах, эта фантазия. Снова работает на полную силу. О, счастливый день!
— Нет, думаю, я не буду тебе мешать. Уверен, у тебя много работы, а я возможно должен воспользоваться свободным временем, чтобы просмотреть записи лекции профессора Брауна в пятницу. У меня не получилось сделать все на выходных, учитывая пьесу в пятницу и семейные обязательства.
Мои мысли снова вернулись к пятнице, и американские горки, когда в одну минуту я поняла, что мое место рядом с Дэниелом в темном зрительном зале, а в следующую стояла, склонившись над унитазом, пока он ждал меня снаружи.
— Ну что ж, увидимся через несколько часов? — спросил он, прерывая мои мысли и вставая.
— Абсолютно. — Я последовала за ним, закрыла за нами дверь и положила ключи обратно в шкаф.
— Мне бы хотелось, чтобы ты не говорила моему отцу про мое ужасное поведение сегодняшним утром, — сказал он.
— За столбом, — ответила я, закрывая губы воображаемым ключом.
Он вдумчиво зацепил нижнюю губу и быстро на прощанье улыбнулся. Я сияла, как 13-летняя девочка, которую пригласили на первый танец на школьный дискотеке, пока наблюдала сквозь широкое окно офиса, как он удаляется. Сердце стучало, колени тряслись, я опустилась на стул за моим столом.
В реальности между ними ничего не поменялось, хотя у меня точно на крошечную малость было больше информации. Одно из непреодолимых препятствий, которое я накрутила, между нами растворилось в воздухе. Черт возьми, я не смогла сдержаться — я засмеялась.
И я может быть, а может и нет, похлопала в ладоши.
Глава 13
Жизнь ползет
Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра»
Так тихими шагами жизнь ползет,
К последней недописанной странице…
(Макбет, Акт 5, Сцена 5) (Пер. Б. Пастернак)
Позже, днем, когда я вошла в класс с Джули, Дэниел сидел впереди за столом. Он был хладнокровен. Я отказывалась оценивать его эмоции. Кроме того, я все еще была занята обдумыванием событий этого утра. Дэниел сильно разозлился из-за меня, что определенно несло в себе странную привлекательность. Злой-Дэниел заслуживало того, чтобы видеть. Но потом он был Поверженный-Дэниел, за которым вскоре последовал Открытый-Дэниел. Все событие прекрасно замыкал Улыбка-с-Ямочками-и-Кусание-Губ Дэниел. Богато, не правда ли? Не слишком ли было самонадеянно думать о приятной дружбе между нами? Очень бы хотелось заполучить дружбу.
Но я также пыталась, не позволить своему гиперактивному воображению усилить важность судебного дела. Насколько я знала, возможно он просто превысил скоростной лимит или был арестован за то, что выпивал и хулиганил в Оксфорде. Но, с другой стороны, в это было трудно поверить, но превышение скорости? Наверняка возможно. Так или иначе, я задвинула всю эту проблему в дальний угол мозга, решив не делать из мухи слона.
Решение перестать все переоценивать сделало мою неделю гораздо более спокойной и продуктивной. Я сдала парочку сочинений по английскому, написала два теста и поучаствовала в семинаре на моих занятиях по французскому. Все шло как по масло.
И к практическому занятию в пятницу, все находились в приподнятом настроении и предвкушали весенние каникулы. Теперь, когда мы позанимались в классе уже три недели и провели несколько практических занятий вместе, мы стали ближе, как группа. В основном, мы привыкли занимать одни и те же места. В пятницу, мы с Джули заняли «наши» места, внизу, на одной из сторон стола, болтали о планах на каникулы, когда зашел Дэниел.
— Что ж, дамы и господа, я вижу, что вы все с нетерпением ждете начала каникул, — объявил он. — Еще один час, и вы будете свободны, так что давайте начнем, и вы оглянуться не успеете, как закончится наше занятие. — Он вытащил из сумки «Макбета», а также ручку и несколько листов бумаги. — Я подумал, что на этой неделе, мы может попробовать что-то новое. Я хочу, чтобы вы все пролистнули пьесу и выписали ваши любимые строки. У каждого из вас будет возможность прочитать их и объяснить, почему они вам нравятся или почему вы их выбрали.
Тотчас же все начали просматривать пьесу. Я же, с другой стороны, записала строки из первого акта, которые всегда мне казались, являются самым поэтичным объяснением тупости короля Дункана. Закончив, я наклонилась, чтобы посмотреть на своих одногруппников.
Джули лихорадочно что-то царапала, но я удержалась, чтобы не взглянуть на ее листок. Пока я оглядывалась, мои глаза встретились с глазами Дэниела. Он посмотрел на мой листок, который, разумеется, он не мог видеть, но я все равно показательно закрыла, будто третьеклассница, которая пытается скрыть ответы по тесту по орфографии. Он улыбнулся.
О, как же я люблю эту улыбку с одной ямочкой.
Он двинул глазами, чтобы посмотреть, как дела у остальных. Кара жевала кончик карандаша, словно хомячок. Я нахожу ее менее раздражающей, с тех пор как я решила смеяться над ее глупостью, вместо того чтобы расценивать, как своего рода личное оскорбление.
Наконец, Дэниел потер руки и сказал, что пришло время поговорить. Он повернулся налево. — Мисс Лэнгфорд, начнем с вас?
Милая Мэри. Она начинала постепенно выходить из своей норы, но быть в центре внимания все равно было ей некомфортно.
— Вы точно будете смеяться, — сказала она, ее шея уже начинала полыхать от смущения. — Ладно, мои любимые строки из третьего акта, когда призрак Банко приходит, чтобы захватить Макбета на приеме, а Макбет говорит ему: «Не кивай мне кровавыми кудрями». Каждый раз, когда я читаю эту сцену, она напоминаем мне о дне благодарения, когда мне было двенадцать, и мой дядя Бернард упал в