вернёшься на Землю, но придя вновь сюда, тебе я не буду нужен. И вообще нужды в Учителе не будет. Разве что будет определён кто-то встречать тебя. Таков обычай.

— Зачем вообще возвращаться на Землю, ведь здесь так хорошо?

— Не всем хорошо и не всё! Каждый идёт на Землю за чем-то своим, чего невозможно приобрести здесь.

— Разве такое возможно?

— Ещё как! Дух не порождает духа, как плоть порождает дитя от плоти. И здесь невозможно найти любовь!

— Любовь?! Почему невозможно?

— Любовь… О ней можно говорить по-разному. Здесь есть любовь, она возможна везде. Но… обрести любовь — любимого или любимую — это дано только людям. Здесь же можно продолжать любить, и только…

— Как же так? — не унимался я, но мой вопрос повис в воздухе. Учитель погрузился в свои думы. Потом, как бы стряхнув с себя всё навалившееся, он спросил:

— Ты что-то ещё хочешь знать?

— Да. Мне бабушка говорила, что после смерти любящие встречаются.

— Это так, она права.

— Учитель, — обратился я к нему осторожно, — я хочу увидеть Тамару. Это возможно?

— Знаешь, — он подбирал слова, не зная, как сказать мне об этом, — не торопи эту встречу… Найди себе хоть пристанище какое… — Он какое-то время молчал, а после продолжил: — Негоже как-то без дома. Куда же ты её введёшь, что ты ей предложишь?

Слова Учителя заставили меня задуматься. Да и вообще его поведение было весьма странным, когда разговор заходил о Тамаре. Это наполняло меня тревогой. Конечно, я был согласен с Учителем, что мне надо строить дом. Но где? Надо найти место, а для этого — путешествовать.

Мои учения стали приносить плоды. Передвигался я свободно, кое-чему научился и в конструировании одежды. Пусть хорошо получалось только простое, но мне этого было достаточно. Научился я и готовить себе пищу. С едой здесь всё обстоит так же, как и на земле, с той лишь разницей, что не едят мяса, его попросту нет. Да и нужды в нём нет. Учитель объяснил мне ещё некоторые условности Небесной Страны.

— Когда будешь путешествовать, да и мало ли с чем придётся соприкоснуться, будь внимателен прежде всего к себе. Если тебе что-либо не нравится в человеке, извинись перед ним и быстро удались от него на любое расстояние. Вообще же, — продолжал Учитель, — зло всегда отличимо. Даже у Ангелов зла глаза колючие и холодные, постоянно бегают. Лучше не входить вообще в контакт с ними… Особых правил в общении не существует, просто живи, полагаясь на свою интуицию.

Этот разговор зашёл, как раз когда я хотел отправиться в путешествие.

— Ты достиг в учении многого. Образование же получишь постепенно, а пока можешь быть свободным, — говорил мне Учитель.

— Образование? — переспросил его я.

— Да. Тебе дан доступ во все отделы книгохранилища, значит ты должен получить образование.

— Я как-то совсем забыл об этом.

— Такое нельзя забывать и нельзя упускать возможность учиться.

— Учитель, а вовремя моего отсутствия, чем займёшься ты?

— Не знаю. Я не думал об этом. Хотя, скорее всего, отправлюсь к старцу Николосу. Нам всегда есть, о чём поговорить.

— Мы можем пойти к нему вместе, я тоже хотел бы его повидать.

— Что ж, тогда после отдыха и отправимся к нему.

Решено — сделано, и вот уже старец приветствует нас. Рядом с двумя дорогими мне существами я обрёл уверенность в себе, в своих силах. Не думая надолго оставаться у старца Николоса, я всё же задержался у него.

Мне было интересно возиться с пчёлами: проверять рамки, да и просто наблюдать за этими насекомыми — трудягами. Хватало забот и по саду. И мы втроём работали в саду: прочищали заросшие травой арыки, поливали сад, но больше всего мне нравилось ухаживать за цветами. Что меня удивило? Сами цветы! Они имеют каждый свой голос и тихо напевают. Можно было сказать, что я очутился в сказке. Присев возле огромного куста розы, после того, как полил его, я любовался огромным цветком — нежно-розовым, благоухающим:

— Роза, как ты прекрасна! — вырвалось у меня.

— Хочешь, я спою тебе? — я не слышал, кто говорит это, но вопрос был задан реально.

— Кто ты? — спросил я.

— Роза! Разве ты не догадался?

Моему удивлению не было границ!

— Разве цветы умеют петь?

— Смешной ты какой-то, конечно умеют, Хочешь, спою?

— О! Да.

Это было тихое нежное звучание. Мелодичные переходы в напеве сменялись один другим. Слов не было, только звучание неведомого мне инструмента. Я был заворожён. И, видимо, очнулся не сразу. Но сколько я ни пробовал заговорить с розой снова, у меня ничего не вышло, и я решил, что мне всё пригрезилось.

Это событие не давало мне покоя, и я рассказал о случившемся. Стариц Николос спросил:

— Ты помнишь, какая это была роза?

— Конечно, помню.

— Покажи мне её.

Когда мы подошли к кусту роз, я указал на прекрасный цветок. Старец срезал его! Я только успел ахнуть от неожиданности. Вернувшись в дом, старец поставил розу в красивую вазу из прозрачного стекла и, глядя на меня, сказал:

— Не расстраивайся так. Пока она постоит здесь, а как опадут лепестки, собранная энергия отправится на Землю, и там родится малыш.

Я был в полном недоумении, что вызвало смех у Учителя.

— Николай, тебе так много ещё предстоит узнать! Понимаешь, на Земле росла роза, она впитывала в себя солнечные лучи и, собирая их, копила энергию. Но её срезали. Когда лепестки завяли или осыпались, энергия освободилась и, поднявшись ввысь, нашла родственное себе — розу, похожую на неё, и вселилась в этот цветок, — Учитель указал рукой на розу в вазе и продолжил, — здесь за ней ухаживали, и она окрепла. Спев песню тебе, она оповестила, что хочет жить и развиваться дальше. Это ведь всего лишь цветок… он может мыслить, но не разумен. У неё только и хватило разума заговорить с тобой и спеть, но этим всё и закончилось. Она ничего больше не может.

— Это что, все цветы так живут?

— Нет, не все, — ответил мне старец Николос, — только те, которые набрали достаточно энергии, чтобы дать жизнь телу.

— И что, разве любой может поступать так, как ты? — обратился я к Николосу.

— Нет, — вмешался Учитель, — у Николоса работа такая здесь.

— Поэтому я так и слежу за садом и цветником. Мне работа эта в радость.

То, что я узнал здесь о цветах, заставило меня несколько уединиться и поразмыслить.

Какое-то время я пробыл ещё с Учителем и старцем Николосом, а потом отправился в путь.

Не знаю, почему,