— Знаешь, да… Какое-то время назад я наткнулась на еедетскую фотографию и стала думать… И мне почему-то казалось, что она где-тоблизко… А совесть меня совсем не мучает, с какой стати? Но она моя дочь…Хотелось бы просто узнать, что она жива и здорова… Больше мне ничего не нужно.

— А если бы ты вдруг встретилась с ней?

— Ты что-то о ней знаешь?

— Ничего. Откуда? — сказала я, и тут же мне сталосовестно. — Знаешь, я пытаюсь ее найти…

— Но ты уже пыталась!

— Я решила еще попытаться, у меня появились знакомые вИталии…

— Почему в Италии? — насторожилась мать.

— Просто в Италии очень хорошо развита система поискалюдей, — вывернулась я. — А если бы она вдруг нашлась, что бы тысделала?

— Откуда я знаю? — пожала плечами мать. —Все, наверное, зависело бы от того, как она повела бы себя…

— То есть?

— Ну, если бы она раскаялась…

— Мама, но ведь она твоя дочь, твой первенец, и ты еене видела столько лет… Неужели тебе нужно ее раскаяние? А кстати, в чем онадолжна перед тобой каяться? Ведь во всем виновата только ты!

— Ерунда, я ни в чем не виновата! Если бы не изменилсястрой, она еще была бы мне благодарна! Неужели ты не понимаешь, нас всех моглибы посадить…

— Не выдумывай, в те годы никого за это уже не сажали!

— Ты ничего не понимаешь! Все шло к тому! Опятьначинали закручивать гайки и я, как мать, обязана была…

— Хватит, мама, я не могу этого больше слушать!

— Ну, разумеется, ты-то довольна всем, еще бы, припрежнем строе твои пустопорожние книжки никто не стал бы печатать! Я дажевообразить не могу… А, ладно… Ты собираешься где-то отдыхать?

— Да, я же еду к Гошке, а потом, осенью, может, нанедельку смотаюсь в Турцию или в Грецию…

— А в своей стране ты уже все видела?

— Что? — не поняла я.

— В Советском Союзе столько прекрасных интереснейшихмест…

— Мама, очнись, где ты видишь Советский Союз…

— Неважно, в России тоже…

— Кто бы спорил, но я хочу в Грецию, я там еще не была!И главное для меня — возможность выбора! Куда хочу, туда и еду и без всякойидеологической нагрузки!

— Вот-вот! Ты посмотри кругом, послушай, что говорят потелевизору!

— Бог с ним, мама, я завтра уезжаю. Что тебе привезти?

— Ничего, абсолютно ничего! В прошлый раз ты привезламне куртку, но я не могу ее носить…

— Почему? Она тебе очень идет, и по размеру вполнегодится. Это очень хорошая, модная, дорогая куртка…

— Вот именно что дорогая…

— Не понимаю…

— По-твоему, я должна повсюду и всем демонстрироватьтвои материальные возможности?

— Мама, о чем ты говоришь? — закричала я. —Ты ничего никому не должна демонстрировать! Ты должна просто ее носить, потомучто она легкая, теплая, удобная… И только!

— Я так не считаю!

— Ну все, ты меня достала! Я ухожу! Вот, оставляю тебеденьги…

— Хорошо, спасибо, — сухо ответила она. — И скажиГеоргию, что иногда можно и позвонить!

Когда я вышла на лестницу, меня трясло. Ну что заневыносимый человек! Неужто я к старости тоже стану такой? Надеюсь, что нет, авот Юлька наверняка. Правда, у нее нет детей… Но надо всегда помнить, что вомне есть и мамины гены…

— Ой, тетя Олеся! — окликнул меня девичий голос.

— Майка, привет!

Это была Гошкина подружка еще с детского сада Майка Громова.

— Тетя Олеся, а как там Гошка?

— Хорошо, вот завтра лечу к нему. Что-нибудь передать?

— Привет передайте, — она покраснела.

— Ты совсем уже взрослая стала, Майка. И хорошенькая,глаз не отвести! Как мама?

— Нормально.

— Ты, я гляжу, загорела…

— Мы в Египте были…

— Майка, по-моему, ты хочешь мне что-то сказать…

Она вспыхнула и потупила глаза.

— Что случилось, Майя?

— Тетя Олеся… Надежда Львовна запретила Гошке со мнойдружить…

— То есть как? Почему?

— Она рассердилась, что Гошка пошел меня провожатьпосле театра… А где тут провожать, до соседнего подъезда…

— И что?

— На другой день я пришла к Гошке геометрию делать. АНадежда Львовна сказала, чтобы ноги моей больше у них не было… — шмыгнула носомМайка. — А я что? Я ничего не сделала, мы с Гошкой даже не целовались ниразу. Она мне такого наговорила…

Я вскипела от злости.

— Ладно, Майка, не бери в голову! Я разберусь… А когдаэто было?

— Да в конце мая еще…

— А Гошка что? Подчинился бабке?

Нет, — смущенно проговорила девочка. И улыбнулась такобворожительно, что я подумала: дурак мой сын, что еще с тобой нецеловался. — Он очень расстроился и сказал: ну, если нельзя у меня, будемвстречаться во дворе. Или у тебя. Ой, тетя Олеся, вы ему не говорите, что ясказала вам, он не хотел, чтобы вы знали…

— Ладно, как-нибудь разберусь со всем этим, небеспокойся, Майка.

Я довезла ее до метро «Фрунзенская» и помчалась на встречу сЛеркой.

— Ты чего такая бешеная? — сразу спросила Лерка.

— У матери была…

— А, понятно. Что-то конкретное или вообще?

— И вообще, и конкретное! Боюсь, придется мне Гошку унее забрать.

— Как забрать? Куда?

— Ну к себе, куда ж еще…

— Но тогда надо Надежду Львовну поселить к тебе, а тебес Гошкой…

— Лер, ты соображаешь, что говоришь? Ты себепредставить можешь, что будет?

— А что такое? У тебя ж не квартира, а игрушка! Дляодной пожилой женщины…

Нет, это исключено, она выпьет у меня столько крови… Она жевсю жизнь провела там, там знакомые, соседи, привычка уже почти полувековая итри комнаты, а тут одна… Нет, видно придется пойти в кабалу к издателям, взятьу них деньги, они предлагали… Продам мою квартиру и куплю двухкомнатную, другоговыхода я не вижу. Но оставлять парня с ней… И ведь он ни разу мне непожаловался… Я думала, у них все хорошо…

— Настоящим мужиком растет… — вздохнула Лерка.

— Правда, тут намечается другой выход, —усмехнулась я.

— Какой?

— А Миклашевич сделал мне предложение.