Я это и сама знала, но слышать было все равно приятно.

— У тебя какие-то неприятности? Да?

— Не уверена, что это можно назвать неприятностями,скорее неурядицами. Ничего существенного.

— Ну и слава богу! Но ежели захочешь поделиться илипосоветоваться, я к твоим услугам.

— Обязательно и поделюсь, и посоветуюсь, но сперва хочупопробовать сама с этим разобраться, пусть все немножко уляжется в башке, а тои работать мешает и вообще… Думаю, денька через три-четыре мы обо всемпоговорим, ладно?

— Ну разумеется! А шла бы ты спать, голуба моя. Гошкавсе равно смотрит футбол. И тут уж ничего не попишешь.

— Да, пожалуй, вы правы. Я и вправду устала.

Утром я проснулась от солнца и птичьего щебета. В открытоеокно на втором этаже лился чудный воздух. Как хорошо, как спокойно… А может, язря оставила дома ноутбук? Наверное через недельку мне захочется работать… Аможет, задержаться тут подольше? Я же не знала, что свекор снял такой чудныйдом… И никаких тебе Роз, никаких Миклашевичей. Ура! Нет, не буду о них думать.Лучше подумаю о книге… Моя Марина там оказалась между двух огней. Два мужика,оба в общем-то годятся для нее, каждый по-своему хорош, она стоит передвыбором. Оба добиваются ее, а она в растерянности. Но я должна за нее сделатьвыбор. Хотя мне тоже они оба нравятся. Но ведь известно, за двумя зайцамипогонишься… И заблудишься в трех соснах! А что, прекрасное название — «Двазайца, три сосны»! А ведь у меня тоже вроде как два зайца… Но я ведь ни заодним из них не гонюсь, хотя, если честно, я бы непрочь завести легкий роман сАполлонычем. Я просто убеждена, что роман с ним был бы именно легким, ни к чемуне обязывающим. Он не собирается расставаться со своей Ариной, мне тоже онтриста лет как муж не нужен, но нас явно тянет друг к другу, хотя его ретирадапод кровать в будке лодочника до сих пор вызывает у меня смех вкупе с легкимпрезрением. И все-таки надо дать ему шанс реабилитироваться. Но как? Не звонитьже ему… А я попрошу Лерку! Да, именно, попрошу ее позвать нас обоих в гости.Вот, один заяц уже появился. Заяц за которым я, вроде как, гонюсь. Но ужМиклашевич в зайцы никак не годится, он даже в любимые зайчики не годится. Он —волчара, хотя нет, он просто противный злой заяц из «Ну, погоди!». Терпеть еговсегда не могла. Не Миклашевича, а мультипликационного зайца. Миклашевича ялюбила… Еще как любила! У меня просто снесло крышу, когда я наконец переспала сним… Какой он был тогда милый, влюбленный, нежный, веселый, и это не говоря ужо сексуальном впечатлении, которое он на меня произвел… Помню, мы тогда поехаливдвоем в Израиль, и нам было так здорово вместе… Мы столько смеялись… Помню,однажды утром я проснулась, он спал рядом и я сказала себе: я люблю в нем все,каждую его ресничку в отдельности, шрам на ноге, родинку на предплечье… Нет,этим воспоминаниям нельзя предаваться, слишком опасно. Лучше вспомню, что былопотом. Измены, хамство, несправедливые обвинения, идиотская ревность невесть ккому, принимавшая поистине чудовищные формы… Нет, от этого зайца надо бежатьсломя голову. А какую сцену он мне устроил позавчера, когда я в который уж разсказала, что не выйду за него… И ведь это не от любви. Просто, как я могу вчем-то отказать такому потрясающему типу? Ну, тут уж он вынужден был объяснитьмне, кто я такая на самом деле — бездарная баба, ни кожи, ни рожи, обалдевшаяот дешевого успеха, невесть что о себе возомнившая. Я пыталась спросить у него,зачем же я такая ему нужна, но где там! Он не слышал меня, и, кажется, себя ужетоже не слышал. Тьфу! Не хочу я больше его видеть и знать.

— Мам, ты спишь? — в дверь просунуласьвзлохмаченная Гошкина башка.

— Нет, балдею!

— Мам, какие на сегодня планы?

— А никаких. Есть предложения? Излагай!

— У деда сегодня дела, так что мы свободны, а завтрапоедем в Зальцбург!

— Это я помню. А давай просто пошляемся по Мюнхену?

— Мам, ты же будешь по магазинам таскаться, я тебязнаю.

— Могу и не таскаться.

— Не хочу видеть твои страдания, — засмеялсяГошка. — Давай знаешь как сделаем? Ты вали по магазинам, а в тривстретимся на Мариенплац и пообедаем в ресторане.

— У тебя утром есть какие-то планы?

— Это не планы… а так… — покраснел Гошка.

— Девочка? Как ее зовут?

— Марика.

— Все, договорились. Если хочешь, приводи Марику наобед.

— Нет, мам, это ни к чему, — еще сильнее покраснелсын.

— А сколько ей лет?

Тринадцать! Она клевая, знаешь, ее мама работает в зоопарке,у них там недавно родился жирафик Джимми, ой, мам, он такой! Его ещепосетителям не показывают, а я уже видел! Марика иногда помогает там маме, и ятоже… Только ты никому не говори, ладно?

— Ладно. А дед в курсе?

— Конечно, ему тоже Марика нравится. Она будетбиологом, как ее мама. У них дома одно время жил котенок пумы, это вообщеумереть не встать.

— Котенок пумы… Это мечта… Он мягонький?

— Не то слово… Но его скоро отдали, их опасно в домедержать.

— А ты с Марикой говоришь по-немецки?

— Когда как, но чаще по-русски. Ее мама русская,Евгения Петровна. Тоже кстати клевая тетка, и читает все твои книги. Говорит,что отдыхает душой, вот! Кстати, вставай, дед приготовил завтрак.

— Встаю!

Через десять минут мы втроем уже завтракали на кухне. Настоле было все мое любимое и упоительно пахло кофе из кофеварки.

— Мам, хлеб совсем свежий, я смотался в булочную!

— Молодец, спасибо тебе.

— Жених тебе на новом месте не приснился? — лукавоосведомился Владимир Александрович.

— Слава богу, кошмары меня не мучили!

— Какие планы на день?

— С утра курс тряпкотерапии, а днем обед с сыном.Дальнейших планов пока нет.

— Если хочешь, можешь взять сегодня машину.

— Да нет, спасибо, не хочу никаких заморочек, где тампарковаться, я ж с ума сойду.

— Пожалуй, это мудро. Лучше взять такси.

Обожаю ходить по магазинам за границей, особенно когда мненичего определенного не нужно, а деньги есть. Они не так давно у меня появилисьи я еще не привыкла к ним, они доставляют мне удовольствие, нет, не так — мнедоставляет удовольствие их тратить. Я никогда не роскошествую, не покупаюшмотки от кутюр или драгоценности, с ума не схожу, но… Словом, я побрела полюбимым мною мюнхенским улицам, никуда не торопясь, ни о чем не думая, простонаслаждаясь жизнью. Через два часа я, накупив всякой нетяжелой ерунды, решилапередохнуть в кондитерской, а потом с новыми силами побрела дальше. Ровно в трия в изнеможении присела на край фонтана на Мариенплатц. Вскоре появился Гоша.