больнице, куда мать отвозили с перерезанными запястьями, нужно это проверить. Не хочу тратить время на бесполезный первый урок, поэтому подхожу к классухе. Заметив меня, она меняется в лице, отводит взгляд и делает вид, что разбирает завал на столе.

– Наталья Львовна, я хочу отпроситься с первого урока, – говорю дружелюбно, улыбаюсь.

– Еще чего, – бормочет она.

– Вы уже исправили мне оценки? – Подхожу ближе, снижаю голос.

Нас разделяет два-три шага. В любой момент я могу коснуться ее руки так, как делают любовники, и слухи полетят по всей школе. Я-то всех заболтаю, а вот училке придется несладко.

– Чего ты хочешь? – Она опасливо поглядывает на меня, чуть отступает в сторону, царапая линолеум каблуком. Неприятный звук.

– Мне просто нужно отлучиться, а вы не ставьте мне пропуск в журнале.

– Если с тобой что-то случится, мне придется за тебя отвечать. – Голос классухи дрожит.

Делаю еще шаг. Она сжимает ручку, пластик трещит.

– Вы все правильно понимаете, Наталья Львовна. – Опираюсь рукой на стол, склоняюсь еще ближе. Чтобы человеку стало неуютно, нужно влезть в его зону комфорта. – Сделайте как я прошу.

Она смотрит на меня с презрением и кивает, возвращаясь к уборке стола.

– Хорошо, Осанкин. Иди.

Выхожу из класса, забираю одежду из гардероба. У меня есть примерно час, на второй урок можно и опоздать. За опоздание не убивают. Одеваюсь, перебегаю дорогу под мигающий желтый и запрыгиваю в автобус. Доезжаю до больницы, здороваюсь с медсестрой и прошу ее показать, в какой стороне кабинет клинического психолога.

– Пройди немного по коридору, потом сверни направо, и увидишь таблички. Дальше по ним найдешь, – говорит медсестра, улыбаясь. Благодарю ее и собираюсь уйти, как она окликает меня: – Жора, как твоя мама?

– С ней все отлично. Даже лучше, чем раньше, – отвечаю с широкой улыбкой и отхожу. – Спасибо, что спросили!

Когда поворачиваюсь, улыбка исчезает. Вежливого лжеца заподозрить сложнее. Нахожу кабинет, стучу в дверь и захожу, не дожидаясь ответа.

Вася сидит за столом в белом халате и выглядит совсем по-другому. Похож на врача, а не на гоповатого соседа. Пациентов у него нет, на столе лежат фантики от жевательных конфет.

– О, Жора. – Вася встает и протягивает мне руку. Игнорирую его жест и подхожу к столу. – Рад тебя видеть.

– Ты спишь с моей матерью? – спрашиваю его. Кулаки сжимаются против воли.

До этого дня у меня не было возможности отвадить от матери подозрительных ухажеров. Вася садится в кресло и с минуту разглядывает меня, не отвечая. Опускаюсь на стул и кладу руки на подлокотники. Нужно расслабиться и показать, кто здесь главный. Так я и делаю.

– Зачем мне спать с твоей матерью? Я ее даже не видел, – отвечает Вася.

– Видел. В прошлый раз ты принимал женщину с перерезанными венами. Она еще такая… манерная, жеманная, пытается кокетничать, но с флиртом у нее проблемы. В дорогой одежде.

– А, теперь припоминаю.

– Так ты спишь с ней?

Вася подается вперед, упирается локтями в стол и кладет подбородок на сложенные пальцы. Внимательно вглядывается в мое лицо. Пытается найти ответы, которых я ему не дам. Медлительность и молчание означают продумывание стратегии. Он не был готов, а я его подловил. Забавно, ведь он сам приглашал меня прийти к нему.

– Я не сплю с пациентами, Жора. – Вася улыбается. Не вызывающе, а как-то обыденно. Будто нацепил рабочую улыбку. Еще бы, клиническому психологу положено вызывать расположение пациентов. – Почему ты вообще подумал, что у меня роман с твоей мамой?

– Она спит со всеми подряд, – говорю без стеснения. Правда не кажется отвратительной, когда не стараешься ее скрыть. Да и с Васей говорить по-честному легче, чем с остальными. – Я бы не удивился, если бы застал тебя с ней в кровати.

– Нет, в истории, конечно, были случаи, когда пациенты и их врачи увлекались друг другом, но я видел твою мать лишь однажды, а после она игнорировала сеансы. – Он откидывается на спинку кресла. Оно протяжно скрипит. – А вы с ней похожи.

– Не говори так. Я – не она.

– Конечно. Ты – это ты. Я имею в виду, что в общении ты пользуешься ее приемами, только они у тебя более маскулинные.

– Какие?

– Мужественные.

Моргаю, раздумывая, как реагировать на подобное сравнение. Он заявляет мне в лицо, что я – это моя мать в мужском обличье. А мать я ненавижу больше всех в жизни. Значит ли это, что я и себя ненавижу? Усмехаюсь и говорю:

– Ты несешь какой-то бред.

– Отрицать очевидное – нормально.

– Расскажи мне все, что знаешь о матери.

– Это конфиденциальная информация. Для чего тебе это нужно?

– Я ее сын. Если она снова порежет вены, а меня не будет рядом, она может не пережить этого. А я не хочу, чтобы это случилось. – Стараюсь говорить уверенно, но голос понижается сам по себе, а в конце предложения и вовсе затухает.

– Выдаешь себя с головой, – говорит Вася. – Я ничего не расскажу о ней, потому что она мой пациент. – Он резко подается вперед, отчего я вздрагиваю и вжимаюсь в спинку стула. – Если ты действительно не желаешь смерти своей матери, приведи ее на консультацию. Я уже работал с людьми с ее диагнозом и знаю, как ей помочь. Не тяни до последнего, Жора. Однажды может стать слишком поздно, и ты будешь жалеть об этом всю жизнь.

Сейчас мне как никогда нужен совет взрослого человека, только я никому не доверяю. Сосед слишком много знает обо мне и матери; с отцом связь давно потеряна, а классуху я шантажирую, поэтому она скажет только то, что я хочу услышать. Все взрослые со временем становятся предсказуемыми.

Выбираю в смартфоне номер Розы и жму на вызов. Мне приходится звонить раз десять, прежде чем она раздраженно отвечает:

– Че надо?

– Выручай, – прошу ее искренне. – Я не могу позвонить Але. Хочу извиниться лично. Подскажешь ее адрес?

– Ну нет, козлина, – возмущается она. Прикрываю глаза, выслушивая шквал обвинений. Да кто она такая, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? – Это из-за тебя Аля из окна выпала!

– Что?.. – Сердце ухает в пропасть. Забываю дышать. – Ч-что она сделала?

– Не знаю, что там у вас произошло, но она из-за тебя из окна сиганула! Ладно у нее всего лишь перелом ноги.

Невероятно. Аля… выпрыгнула из окна? Из-за меня?! Прикладываю руку к животу, прислоняюсь спиной к стене комнаты.

– Значит… она сейчас в больнице?

– Не думай, что я скажу тебе, где она. И вообще не звони мне больше никогда, козел! –