Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хрипонин отделал Лизу основательно: сначала по-миссионерски, потом – поставив перед собой в собачьей позе и заломив руку за спину. Каштановые волосы растрепались. От сиреневого лака рябило в глазах. Сергей перевел взгляд вниз и увидел на голенях жены, рядом с лодыжками, несбритые одинокие волоски, черные, как мушиные лапки. Господи.
Забота и внимание – все, что нужно бабам. Они как резервуар для заботы и внимания. И для сексуального наслаждения. Упаси бог доставить им наслаждение, которого они еще не испытывали. Тогда они будут пускаться на примитивные уловки, за даровую награду в виде выплеснутой спермы требуя от тебя все больше и больше, все интенсивней и интенсивней, все разнообразней и разнообразней. Их не волновало, что в сексе можно выдохнуться, выжать себя без остатка, но не утолить жажду.
Когда Хрипонин снова принял миссионерскую позу, то по выражению лица жены и ее сбитому дыханию сообразил, как она близка к оргазму. Сергей ускорился и, когда Лиза издала протяжный выдох и задрожала, как поверхность воды под напором ветра, тоже симулировал бурный финиш.
Чтобы Лиза ничего не заподозрила, Хрипонин сразу пошел в туалет снимать полный якобы презерватив. Сергей не признавался жене, что в резинках, даже сверхчувствительных, он кончает со скрипом, и то через раз.
Елисей
В западных сериалах герои после месяца исступленного секса обычно понимали, что настала пора прояснить отношения.
– Кажется, ты мне нравишься, – говорил он как можно небрежней.
– Правда? – поражалась она и, потупив взор, молвила: – Ты мне тоже.
У Елисея с Ирой все выходило наоборот. От избытка чувств он досрочно выложил карты на стол и получил неожиданный по степени откровенности ответ, который и обнадеживал, и будоражил, и выводил связь с Ирой на новый уровень.
Если Елисей и лукавил, когда утверждал, будто равнодушен к сексу, то лишь самую малость. На опыте отношений с Леной и Надей, доармейской подружкой, Елисей убедился, что постельная близость не только придает любви оттенок партнерства, но и обедняет общение. С той минуты, как ты начинаешь спать с человеком, как делишься с ним наготой, ваши диалоги подсвечиваются эротизмом, чаще всего неуместным, и перетекают в обмен намеками, подчас безудержно глупыми и вульгарными.
Разумеется, Елисей не был асексуален. Плоть не возбуждала в нем отвращения. Когда к нему ластились и тащили его в кровать, он не уклонялся от вызова и включался в известную с седой древности игру, проявляя себя в ней ладным середнячком, качественным, пускай и предсказуемым. При этом перспектива отказа от секса Елисея не пугала, а к мастурбации он и вовсе не прибегал, считая ее недостойной из-за чрезмерной доступности. Фрейд заповедал субъекту сублимацию, и Елисей находил, что разумнее тратить энергию на познание мира и на создание пивных заметок для семи тысяч подписчиков, чем на генитальную разрядку в любых ее формах.
В конце концов, оргазм истощает. И это не то истощение, которое приносит плоды. Если в сказке про репку герои напрягались-напрягались и все-таки выдергивали цепкий корнеплод из земли, то в случае с оргазмом на свет не извлекалось ничего.
Елисей опасался, что Ира сожалеет о той ноте искренности, какую взяла на набережной. Он бы, по крайней мере, на Ирином месте корил себя, если бы его вынудили прочертить принципиальные границы и сквозь толщу смущения посвятить в свои секреты. Вряд ли Ира направо и налево извещала всех о собственной асексуальности. Тем не менее в последующей переписке ничто на это возможное сожаление не указывало.
Елисей признался, что Бакунин для него не только знаменитая пивоварня, но и прежде всего лидер анарходвижа и заступник всего бунтарского в человеке и его тяги к свободе. Со своей стороны Ира сообщила, что покончила с Латуром и теперь жаждет психоанализа. Елисей выслал ей аудиосеминары Виктора Мазина и Александра Смулянского.
Гриша и Влад, соседи Елисея, с которыми он делился соображениями насчет Иры, оценивали его шансы как скромные.
– По статистике, целых пять процентов женщин обходятся без секса и не испытывают по этому поводу никакого дискомфорта, – говорил Гриша. – И лишь пять процентов отношений, которые начались сразу после разрыва предыдущих, получают развитие.
– Спасибо, что подбодрил, – сказал Елисей.
– Сухие цифры, друг.
– Я все-таки попробую.
Влад подступил к проблеме с телеологической точки зрения.
– На фига тебе оно вообще? – спросил он. – Ешь, пей, веселись, поправляй здоровье. Любовь – это химера. Бегать за ней – это как играть в наперстки с лицензированными жуликами или как переключать радиостанции в поисках приличного музла.
Елисей не очень хорошо понимал метафоры экстравагантного соседа, поэтому на всякий случай не спорил с ним.
Между тем Влада заинтересовали политические пристрастия Иры.
– За анархизмом будущее, – утверждал он. – Я и сам в некотором роде анархист. Криптоанархист, если точнее. Анонимный партизан с землянкой в Даркнете. Я за неприкосновенное личное пространство и тройное шифрование. Мы должны слезть с долларовой иглы и загнать всех силовиков в гетто, где они будут шпионить сами за собой и мутузить друг друга дубинками.
На этом идейное сходство между Владом и Ирой исчерпывалось.
– Времена изменились, и анархисты старой школы устарели, примерно как черно-белые телевизоры, – заявил Влад. – Грядущая революция не потребует ни крови, ни громких лозунгов, ни баррикад из брусчатки и покрышек. Власть сдаст полномочия сама. Она самоустранится. Звучит как утопия, но пораскинь мозгами. Рост робототехники снизит нужду в грубой рабочей силе до минимума. Большинство предпочтет трудиться на себя и займется угодными для души вещами – от майнинга до татуажа бровей, от доставки зеленых обедов до репетиторства по «Скайпу». Число тех, кто вляпался в бюджетную сферу или попался в сети корпораций типа «Икеи» и «Макдака», будет уменьшаться с каждым годом. Это сейчас есть добрые простаки, которые готовы за восемь тысяч в месяц акушерить, мыть полы в супермаркете или учить сельских детей информатике. Эти тихие герои незаменимы для системы, она питается их живительными соками, как вампир. Скоро такие подвижники исчезнут, а с ними рухнут и подпорки, на которых держится государство. Конечно, по первой оно продолжит распускать щупальца. Наладит сбор налогов для самозанятых во всех регионах и введет уроки патриотического воспитания в начальной школе. Наложит искусственные ограничения на интернет и на развитие робототехники. Однако все это лишь отсрочит кончину больного спрута. Он обречен. Рано или поздно он издохнет от сенильной деменции и предстанет славным удобрением для новой цивилизации. Девяносто два и шесть десятых