Хоть Влад и был мизантропом и женоненавистником, нарисованные им картины светлого будущего по дерзости превосходили мечтания немецких романтиков.

Он редко покидал квартиру, почти не пил и в поте лица ковал криптоденьгу у себя в комнате. Иногда ему доставляли странные посылки: коллекцию мраморных статуэток египетских фараонов, стереогарнитуру для заядлых меломанов, подшивку журнала «Сатирикон» за 1913 год, фирменные оранжевые кроссовки от «Адидас» за 60 косарей. Официально Влад числился то ли удаленным корректором, то ли координатором тайных покупателей, то ли еще какой мелкой сошкой в IT-галактике, однако аппаратный ключ для защиты ноутбука и замысловатый пароль намекали на то, что сосед занят чем-то посерьезнее, чем вычитка чужого словоблудия на предмет ошибок. Владу ничего не стоило заказать на троих две огромные пиццы или вызвать на дом чуть ли не самую дорогую в городе службу уборки.

Гриша однажды шепнул Елисею на ухо, что в школе их сосед получил психологическую травму, от которой так и не оправился. Когда Влад учился в девятом классе, добросовестно зубрил для уроков литературы стихи про журавлей и мечтал о прогулках за ручку с прелестными сверстницами, его совратила преподавательница игры на гитаре. Ей было тридцать восемь, она укладывала волосы ракушкой и обладала чувственным голосом. По-видимому, наставница подарила своему подопечному такой вихрь постыдного наслаждения, что тот до сих пор сторонится инструментальной музыки и интима в любых его проявлениях. Не будучи посвященным в подробности этой юношеской драмы, Гриша тем не менее знал, что страстная преподавательница быстро охладела к Владу, а он с тех пор окружил себя ЗБС – Зоной бесконтрольного сексизма.

Раненный в самое сердце сосед во избежание кривотолков всячески подчеркивал свою гендерную идентичность: месяцами не брил подмышки, оставлял в раковине грязную посуду и любил приговаривать:

– Будь мужиком – ешь из кастрюли, блеать!

Ел он, впрочем, все же из тарелки.

Гриша также принадлежал к сетевому пролетариату и, в отличие от Влада, источник своего заработка не скрывал. Бывший географ подвизался аналитиком страниц в соцсетях. Гриша изучал профили из «ВКонтакте», «Инстаграма», «Твиттера», «Фейсбука», сравнивал, сопоставлял, беря в расчет все – от грамматики в микроблоге до цветовых фильтров для селфи. Чаще всего к Грише обращались за услугами продажники, на основе паблика «ВК» собиравшие сведения о своей клиентуре. В заказчики набивались и частные клиенты, преимущественно парни и девушки, которые платили от тысячи рублей до двух, чтобы Гриша на правах профи составил психологический портрет ненаглядного избранника или избранницы. Если информация о юзере оказывалась скупой, то Гриша с фейкового аккаунта втягивал того в отвлеченный необременительный диалог. В итоге на свет рождалось целое досье, куда бывший географ, помимо расхожих эпитетов вроде «легкомысленная», «дружелюбная», «замкнутый», «ненадежный», впихивал заумные характеристики наподобие «склонна к пейоративности» и «либидинально неустойчив».

– Социальные сети – это когда ты для вида любуешься другими, чтобы любовались тобой, – говорил Гриша.

Елисей сомневался, настолько ли нужна людям такого рода аналитика, какой занимается его сокурсник. В конце концов, если кто-то постит машинки, или котиков, или рецепты морковных кексов, которые никогда не испечет, то все об этом пользователе ясно и так.

– Взгляд со стороны всегда важен, – отвечал Гриша терпеливо. – Тем более я лишь выполняю установку эпохи и примыкаю к полчищу безликих сетевых экспертов, которые поневоле очутились в авангарде. «Википедия» – это Библия современного человека, а «Инстаграм» – его душа. Я же всего-навсего скромный коммуникатор между небесным порядком и не окрепшей в своем знании паствой.

И Грише, и Владу Елисей задал тот же вопрос, что услышал от Иры: «Что такое человек?»

Гриша сказал:

– Это существо, мучимое жаждой даже после того, как ее утолило. На душе у человека скребут кошки, вне зависимости от того, счастлив он или нет. Он возводит города с офисами, банками, храмами, централизованным водоснабжением и отоплением, а затем кается, что не живет в гармонии с природой. Он обожает упускать возможности и сожалеть о них. Он мечтает о дорогах и расстояниях, несмотря на то что больше всего ценит хрупкий покой, особенно после того, как теряет его. Вообще, о человеке и человечестве можно рассуждать долго, но я предпочитаю анализировать отдельных особей и за фиксированную плату.

Влад выразился короче:

– Человек – это закодированный белок. На двух ногах и без перьев.

* * *

Елисей постепенно обживался в Элнет Энере. К лору он так и не выбрался, зато свыкся с видом за окном и приобщился к тайне балкона с сюрпризом, о котором извещал в письме Гриша. Сюрприз состоял в том, что хозяин квартиры из неведомых эстетических соображений установил на балконе два розовых плафона. Ради шутки Гриша иногда вечерами зажигал на балконе свет, отчего квартира с улицы напоминала уютный притон европейского класса.

– Поди, прохожие и не догадываются, что в этой квартире обитают три одиноких парня, которые видели бордели только в кино, – предположил как-то Елисей.

– Пусть и дальше не догадываются, – откликнулся Влад. – Страшно представить, как поведет себя фантазия, если они узнают о трех одиноких парнях под одной крышей.

Кроме того, как и говорил Елисей Ире, он искал работу. Крохотные петербуржские сбережения таяли, а положение нахлебника Елисея категорически не устраивало. Он разведал о должности пивного сомелье в бельгийской брассерии, но дело не выгорело. Во-первых, ревнители аббатских традиций относились к крафтовому буму, как к плебейскому развлечению. Во-вторых, непьющий сомелье казался чем-то непотребным, наподобие колы в «Макаллане».

Елисей желал получать в месяц хотя бы пять процентов от дневной зарплаты директора «Газпрома» и перебирал варианты. Ни охрана торгового центра, ни карьера в магазине спортинвентаря, ни продажа пиратских компакт-дисков (в провинции этот промысел, как выяснилось, еще не вывелся) не прельщали. Отупляющее однообразие, беспросветное, бесполезное и безвредное одновременно.

Елисей оглядывался на свое поколение и понимал, что Влад не столь уж утопичен в прогнозах. Те, кто не вступал в ряды сетевого пролетариата, производящего знаки в чистом виде, растворялись в сфере так называемых услуг, сомнительная ценность которых никого не смущала. Вчерашние выпускники с профильным образованием укладывали на полки товары, о происхождении которых не ведали, и осваивали профессии, о которых доселе не помышляли. Складывалось стойкое ощущение, что пиццамейкеры в детстве не планировали выпекать в промышленных объемах гавайскую за гавайской, пепперони за пепперони, а консультанты в салонах связи не мечтали носить галстуки пчелиной расцветки, пухлые зеленые жилеты на синтепоне и прочую униформу. Самые удачливые и настырные из поколения тем более предпочитали занятия, мало соотносимые со здоровьем нации и общественной пользой: блогерство, коучинг, разработку приложений, графический дизайн, фото