В низине расположились человек двенадцать — все в маскировочном одеянии, уставшие. Они сидели тесным кружком, отдыхали. У одного была перевязана голова, у другого — согнутая в локте рука. У обоих бинты промокли от крови, но они были спокойны, как удавы. Сжалось сердце — Давыдов лежал в стороне, свернувшись в позу зародыша, и тяжело дышал, руки его были связаны. Над ним восседал боец с каменным лицом и следил за каждым его движением.

Привал оказался недолгим. Кряжистый командир с развитыми скулами бросил лаконичную фразу, диверсанты потянулись на тропу. Давыдова схватили за шиворот, но он, не желая получать дополнительную оплеуху, сам поднялся. На нем лица не было…

Охранение не выставили. Поначалу Давыдов брел в середине колонны, потом стал отставать, заплетались ноги. Диверсанты его обогнали, что-то злобно шипя. Двое крепких парней смотрели за пленным, и когда он начал отставать, устроили разминку — били его по затылку, по ногам. Это не помогало, капитан с трудом переставлял ноги. Один из бойцов что-то крикнул командиру. Тот задумался, помотал головой — пленного не убивать, если понадобится, на себе потащите! Информации о том, что советские специалисты попадали в плен, пока не было. Подобные инциденты никогда не случались. Добыча была знатная — в довесок к выполненному заданию. Конвоирам пришлось смириться, и они упорно тащили пленника. Потом остановились, запыхавшись, прислонили капитана к дереву, стали переругиваться. Их обогнали двое последних, что-то бросили: дескать, догоняйте. Те не стали возражать, и когда товарищи исчезли за плотной банановой гущей, подхватили под мышки сползающее по стволу тело и, дав очередного тычка, поволокли по тропе…

Другой возможности могло не подвернуться. Андрей набросился сзади, ударил в спину штык-ножом! Очень многое он вложил в этот удар, хорошо заостренный металл вошел в тело на несколько сантиметров. Он выдернул качественную сталь и уже не смотрел на этого господина. Диверсант выпустил Давыдова, повалился набок. Второй принял на себя всю тяжесть пленника, слабо вскрикнул, обернулся и, тут же получив прикладом в зубы, покатился по тропе. Давыдов, как ни странно, остался на ногах, он уже не выглядел доходягой. Их взгляды встретились, в глазах товарища мелькнуло изумление, губы растянулись. Каким-то удивительным образом спала веревка со связанных рук. И когда противник с перекошенной скулой начал привставать и открыл рот, чтобы заорать, Давыдов метким ударом снова повалил его обратно.

— Второй разряд, — возвестил, скаля зубы. — Спасибо тебе, командир, век не забуду.

— У меня первый… А ты вроде еле шел…

— Я притворялся, — объяснил капитан. — Ждал подходящего момента, веревку незаметно распутал.

— Считай, что дождался, — Андрей вскочил на ноги.

Первый диверсант не шевелился. Второй вел себя как-то странно. Дышал с голубиным клекотом, пытался дотянуться до своей спины — словно чесался укус. Из раны хлестала кровь. Он дергался, как припадочный, норовил подняться, сверлил презрительным взглядом своего врага, посмевшего нанести ему смертельное ранение.

— Пошли, — потянул Давыдова за плечо Андрей, — сейчас хватятся.

— А этого так оставим? — Давыдов не мог оторвать глаз от жутковатого зрелища.

— А он тебе нужен? Пошли, говорю, земляк… — Андрей схватил штурмовую винтовку «М‐16», повесил на плечо Давыдову — сам ведь ни за что не догадается!

Ошибку осознали позднее. Но не было времени стаскивать с диверсантов сапоги. И не тот «формат» — нога у Давыдова была на два размера больше. Он ковылял, как подстреленный, истрепанные сандалии сваливались с ног. Когда прошли метров пятьдесят, за спиной послышались встревоженные крики. Да чтоб им пусто было! Беглецы свернули с тропы, кинулись в заросли, где папоротник и тропические «лопухи» росли по грудь, жалила высокая жгучая трава, отдаленно смахивающая на русский осот. Раевский шел первым, давил хищную растительность, постоянно озирался. Давыдов тяжело отдувался, хватался за деревья, разражался стоном, когда наступал не туда. Ремешок на сандалии практически порвался, висел на честном слове, пятка постоянно съезжала, и он фактически шел босиком!

Заросли неожиданно оборвались, потянулась глиняная проплешина, дорогу загородило причудливое дерево, словно сотканное из множества стволов, некоторые из них жили самостоятельной жизнью, вгрызались в землю, имели собственную корневую систему. Между стволами пришлось лавировать, как в лабиринте. Снова лезли в заросли, уходили то влево, то вправо, сбивая погоню со следа, несколько раз останавливались, прислушивались. Поначалу чудились крики, потом их заглушили проснувшиеся джунгли — стрекотало какое-то громкое насекомое, ветер шумел в затейливых кронах. Давыдов по незнанию прислонился к дереву, и какая-то гадость переползла на рубашку, потом на кожу, он постоянно чесался, делал страдальческое лицо. Эти насекомые были неразрывной частью тропического ада и доставляли нешуточные мучения. Они могли ползти по коже, оставляя за собой кровавый рубец, инфекция попадала в организм, и приходилось глотать какие-то мудреные препараты — чесотка проходила, но очень медленно.

— Садись, отдохнем, не могу больше… — Давыдов упал на колени, грудь тяжело вздымалась, волосы слиплись, пот с головы лил ручьем. — Что смотришь, командир? Все нормально, селедка под шубой вспотела, — пошутил он с натугой. — Уйдем, куда денемся? А если не уйдем, примем последний бой, как говорится, оружие есть… — Скинув с плеча незнакомую винтовку, он изумленно уставился на нее.

— «М‐16», — пояснил Андрей. — Основное стрелковое оружие вооруженных сил США. С «калашом» и рядом не лежала, но штука, в принципе, неплохая. Вот здесь оттягиваешь, вот сюда нажимаешь…

— Да разберусь, не институтка же… Слушай, а чего ты меня земляком назвал? — поднял Давыдов заплывшие глаза.

— Ты же из Омска, нет?

— Ну да, оттуда.

— А я из Новосибирска родом, совсем рядом.

— Точно, — хмыкнул Давыдов, — не сообразил. А то, что между городами расстояние в половину Франции, об этом мы умолчим. Действительно, зачем? Для Сибири это разве расстояние?

— Все правильно, — улыбнулся Раевский. — Ну, пойдем, земеля. Прорвемся. В удачу веришь?

— В удачу верю, — кивнул Давыдов. — В Бога не верю, в Деда Мороза тоже… особенно трезвого, а вот в удачу очень даже верю. Не понимаю только, почему ты ее с нами связал.

— Да типун тебе на язык… Ладно, в путь!

И снова лезли в гущу какого-то растительного мракобесия. Это был никакой не папоротник. Разве папоротник цветет? К тому же растение кусалось, как крапива. В какой-то миг Андрей потерял ориентацию — куда идти? Солнце еще не взошло, да и где тут солнце в этом хаосе тропической флоры? Следовало выждать, отсидеться. Но тоже не лучший вариант — они имели дело с хорошо обученными людьми, ориентирующимися на местности, как в собственном туалете, подмечающими все нюансы и способными передвигаться незаметно. Но что-то поздно пришла в голову эта, безусловно, ценная мысль…