– Инга… Я пришел за тобой!

Интерлюдия: Генка-Скрипач

– Зураб! Я пришел за Ингой!

Ленивый и неторопливый, словно сытый лев, Зураб задумчиво почесал волосатый живот.

– Инга? Не знаю такую. Мы у них паспорта не спрашивали. Рот у баб вообще для другого…

Сидящие рядом братья радостно заржали: о да, уж они-то точно знают, зачем девкам рот!

Генка ошарашенно вскинулся:

– Зураб, ты чего?! Мы же договаривались?!

– Бум! – короткий прямой удар опрокинул Скрипача на ковер.

Одним плавным звериным движением Зураб сместился к поверженному парню и яростно зашипел:

– Волки с баранами не договариваются! Они их рэжут! Ты понял, да?!

Лицо Скрипача быстро заливало кровью и слезами. Взгляд бестолково плыл, свернутый на бок нос дополнял картину.

Зурабу такой расклад не понравился. Ему хотелось диалога, дрожащего блеяния и страха в глазах.

– Дауд! Плесни на него водой! Да не минералкой, а кипятком из чайника! Виса – приведи сюда девку! Только живо, не зависни с ней там! Вечно болт свой тешишь…

Средний брат – Виса – довольно хохотнул, демонстративно ухватил себя пятерней за мотню и потеребил громоздкое «хозяйство».

Младший – Дауд – радостно метнулся к стоящему на горелке чайнику. Осторожно потрогал медный бок и разочарованно цокнул языком – не кипяток, вах! Но возиться с розжигом не рискнул – Зураб заминки не потерпит. До краев наполнив стальную кружку, он вернулся к вяло копошащемуся на ковре Скрипачу и закричал:

– Вася, сюда смотри!

– А? – мало что соображающий Генка поднял голову.

– Буй на! – счастливо заорал Дауд и плеснул ему парящей водой в лицо.

Зураб, дождавшись болезненного крика Скрипача, ухватил его за ворот, притянул к себе и впился взглядом в глаза жертвы. Разглядев желаемое, он удовлетворенно кивнул и заговорил. Медленно и веско роняя слова:

– Слушай сюда, Ара! Ты хотел увидеть сиськи своей Наташи? Я сегодня добрый – ты их увидишь! Ты мечтал, чтобы рядом с ней оказался настоящий мужчина? Окажется, и даже не один. Я тебе совсем красиво сделаю – рядом будешь, сам увидишь! Но смотри, Вася! Братья у меня отдохнули с ночи, а до любви они ой какие жадные! Только вот слов нужных не знают – не горят огнем девки, не текут от желания! Рожи корчат, воют как шакал, кулаки грызут, на слезу исходят… Ты уж постарайся, подбери слова, растопи женское сердце. Только такие слова найди, чтоб она не кривила морду, а делала все с лаской, как жена любимая! И вот мой тебе зарок! Не насытятся братья этой твоей Ингой-Наташей – следующим ты будешь! Понял, нет?!

Побелевшие губы Скрипача мелко дрожали. Расширившиеся кроличьи глаза таращились на Зураба, как на удава. Мозг отказывался воспринимать реальность.

– Ай-я-яй! Совсем нехорошо… Не хочешь со мной говорить, не уважаешь, да? Слушай, ты же музыкант? На вот тебе задаток!

Ухватив Скрипача за руку, он двумя пальцами взялся за его мизинец и одним неторопливым движением свернул его на бок. Словно хрустнула сухая ветка… Ни боли, ни крови. И только сверкал сахарной белизной острый кончик белой кости, проткнувший кожу у нижней фаланги.

И тогда Генка сломался во второй раз.

– Не- на-до-о-о-о!!! Я ее уговорю-ю-ю!!!

* * *

– Инга… Я пришел за тобой! – прохрипев киношную фразу, Скрипач без сил уронил голову на ковер.

Хм, да он просто герой! А мы, видимо, тупо проходили мимо…

Едва заметно качаю головой и опускаю пистолет.

Учитывая услышанную нами очередность стрельбы, Скрипач явно забил на мои советы. Вломился в ресторан с автоматом наперевес и пафосной речью на устах. Только слушать его никто не стал – влепили из обоих стволов, вот и весь диалог.

А день у парня и вправду невезучий…

Инга проигнорировала раненого рыцаря, молча перешагнула через него и склонилась над телом одного из братьев Хаджиевых. Скрипач дернулся и спешно закрыл глаза – то ли отгораживаясь от бессердечной реальности, то ли пугаясь открывшегося ему снизу вида на ничем не прикрытые бедра девушки. И ладно б только бедра…

Глухо звякнув, выпал из тонких девичьих пальцев осколок стекла. Кровь из распоротой ладони густо закапала на пушистый плюш ковра. Ухватившись за рукоятку торчащего в кобуре пистолета, Инга потянула оружие на себя.

Рывок – и вороненый курносый «ПММ» оказался в ее руках. Секундная заминка и напряженно сморщенный лоб – девушка осматривает пистолет. Все-таки дочь офицера – она понимает, что просто нажать на курок недостаточно. Определенно нужно чем-то предварительно пощелкать…

Во мне нарастает тревога и настороженность. Хмурюсь, неуверенно переминаюсь на месте, пару раз даже беспомощно оглядываюсь.

Как бы – э-э-э… Оружие, поверженный хаджиевец… Это ведь все моя добыча?! Чего она там трется?

Сформировавшаяся мысль вспыхивает молнией, мгновенно разгоняет тени сомнений и расставляет все по своим местам.

Моя добыча!!!

Инга справляется с пистолетом и с трудом передергивает затвор. Все, оружие готово к стрельбе.

Девушка наводит ствол на умирающего, ее потрескавшиеся губы яростно шепчут нечто прощально-обвиняющее.

Да мое же!!! Не хапать!!!

Зрение полыхнуло алым, ярость сметает логику и воспитание – я рвусь вперед, сотрясая помещение всеопределяющим криком:

– Мое!!!

Инга вздрагивает, косится на меня восхитительными, но такими злыми и заплаканными глазами. Ее губы перекашивает, она торопится, спешно и упрямо давит на спусковой крючок.

Банг!

Грохот выстрела лупит по ушам! Крошево расколотой плитки стегает по лицу раненого. Промахнуться можно даже с метра…

– Мое!!! – ору яростно и возмущенно, ибо чую – хаджиевец вот-вот уйдет за грань.

Непонятно?

Моя!!! Добыча!!! Уходит!!!

Так проще?!

Игнорируя боль в простреленном бедре, я одним прыжком сокращаю дистанцию. Рукой сбиваю в сторону лязгнувший затвором пистолет. Оружие вновь грохочет, обжигая ладонь огненным выхлопом и раскалывая очередную плитку на полу.

Ногой бью раненого в голову. Жестким «фаталити», на добивание.

– Первый… – удовлетворенно шепчет голос у меня в сознании, и тело сгибает судорогой внезапного удовольствия.

Прихожу в себя через пару секунд времени реального и вечности – времени субъективного, внутреннего. Стою на одном колене, ладони упираются в колючий ковер. Голова опущена, нитка слюны тянется до самого пола.