Подняла на меня затравленный взгляд загнанного в угол человека:

– Так возьмешь? Ты не думай, я не бесполезная! Готовить могу… чуть-чуть… Выносливая еще и ем мало! А когда внутри все заживет – то… ну ты ведь понял, да? – краснота вспыхнула на щеках, но Инга упрямо мотнула слипшейся челкой и торопливо зачастила: – Ты не смотри, что сейчас девчонок полно! Половина перемрет скоро – заездят их дорвавшиеся пацаны… А вторая – через девять месяцев массово рожать начнет. Причем врачей среди нас нет, так что устанете хоронить, если не лениво будет…

Прикрываю глаза. Эта чертова правда жизни вымораживает меня наглухо. Тяжело вздохнув, задаю главный вопрос:

– Инга, зачем я тебе?

Девушка отводит взгляд и молчит. Долго, наверное – с полминуты, не меньше.

Интерлюдия: Инга

До чего же он непрошибаемый! Почти все стрелы из обширного женского арсенала разбились о толстокожую броню этого медвежонка. Соблазнение и завиновачивание, жалость и лесть… Она даже попыталась достучаться до его мужской рациональности – рассказав о своей полезности и неизбежной будущей ценности. Все впустую…

Черт! А ведь он ей нужен – смертельно нужен! В одиночку она лишь быстро обесценивающийся приз, валяющийся на дороге в ожидании первого встречного. И кстати – уже не первого, а скорее: «очередного встречного».

Да, в текущей идиотской парадигме – она не более чем бесполезный «ноль». Но неужели этот глупый медвежонок не понимает, что если она встанет рядом с ним, то его заслуженная и гордая «единица» мигом превратится в полновесную «десятку»?! Мужчина при правильной женщине способен на многое!

Конечно, Зураб был бы предпочтительней. И команда при нем большая – эти поджарые волки не погибнут через месяц после катаклизма. Беда в том, что они не видят в ней человека. Игрушка, емкость для спермослива, аксессуар для повышения ЧСВ, предмет для обмена… Что угодно, только не человек. Наиграются, натешатся, разорвут в клочья и бросят подыхать.

Так что выживать придется с теми картами, что есть на руках. И славный русский паренек – это один из лучших раскладов. Наши мальчишки – бо´льшие джентльмены, чем англичане. Бо´льшие мушкетеры, чем французы. Щедрее европейцев и в определенных ситуациях – смелее тех же горцев. При этом – управляемы, как телята…

Ну почему ей попался бракованный теленок?! Упертый – как баран!

Вон его кучерявый спутник – сдался при виде одних лишь сисек! Ну ладно, не простых сисек – а лучших из лучших. Упругих, гладких, загорелых – с задорными вишенками мгновенно твердеющих сосков. Сама бы себя трахнула!

Или, к примеру, взять слюнтяя Скрипача. Этот будет покорен ей, как купленный на рынке невольник. Мало того что залип по самые брови, так она еще и не выдала его страшную тайну. Ублюдок безвольный… Ладно, рабы нынче ресурс ценный, придется и его вытягивать.

Но этот чертов Алекс! Как же он непрошибаем!

Ну ничего, она еще вырастит из него медведя. Огромного! Могучего! Цепного…

* * *

– Инга, зачем я тебе?

Где-то вдалеке вдруг ожил горластый магнитофон, бодро зазвеневший фантасмагорическим: «Вычитать и умножать, малышей не обижать, учат в школе, учат в школе, учат в школе…»

У наших ног закопошился передумавший умирать Скрипач. Его сведенные судорогой пальцы прижимали к ране обрывки каких-то тряпок. Напряженные скулы и бледное, обострившееся лицо придали парню героический вид.

Ладно уж, ты потерпи чуток. Сейчас помогу…

Инга решается:

– Я рада, что ты трезво оцениваешь свою привлекательность…

Вот, блин, язва! На себя бы посмотрела! И вообще, мужчина славен делами, а не холеными ногтями!

– …позировать для женского глянца тебя бы точно не позвали. Быть может, потом, через пару лет… Но уже сейчас в тебе есть нечто более важное. То, что каждая баба чует на уровне инстинктов… На тебя ведь девчонки в школе поглядывали, не знал? Я и не сомневалась… Между прочим, пятое место по популярности – между Арменом из «одиннадцатого “Б”» и Максом-блатарем с параллели…

Инга на секунду замолкает, бездумно глядя вдаль и прислушиваясь к бодрому школьному маршу. Я же кошусь сам на себя в поисках сакральной женской тайны. Что там они чуют? Феромоны? Будущий потенциал? Толщину… э-э-э… кошелька? Дык пустой он у меня. Пара косарей – не в счет…

– Силу! Причем не только и не столько физическую! Это в восьмом классе мы влюблялись в задир и хулиганов. Потом наша чуйка подстраивается под современный мир. Сила характера, сила ума! Способность принимать решения, брать ответственность и побеждать. Вот ты – такой. Сильный, надежный, глуповатый и добрый. Как молодой медведь. Поэтому и тянутся к тебе люди…

Э-э… Что?!

Не находя слов, маскирую смущение за фирменным жестом – недоверчиво приподнимаю левую бровь. Хотя мое лицедейство вряд ли помогло. Имидж глуповатого медведя окончательно подтвержден.

Запнувшаяся на секунду Инга продолжает:

– а я… я… черт! Да неужели ты не понимаешь, какая судьба у девушки в новом мире? Цивилизации, насильно и столь щедро одарившей нас ненужными правами, больше нет! Теперь мы снова способны выжить только рядом с мужчиной. И чем он сильнее – тем выше шанс на выживание и выше статус находящейся рядом с ним женщины. Красивые девчонки уже стали переходящим призом! От первого, кто догадался и посмел, к последующему – все более сильному и властному. Идеальный же путь – минуя казарменную групповуху, конуру сержантов и постели офицеров – сразу оказаться рядом с вожаком. А ты – вожак!

– ДА!!! – рявкнуло в моей голове нечто хищное и оглушительное. – БЕРУ!!!

Я споткнулся, стоя на месте. Едва слышно застонал и схватился за голову. Опять это гребаное НЕЧТО?!

Инга отшатнулась. Полыхнувшая от меня аура власти и желания ударила по ней спрессованной волной.

– Кто ты?! – хриплю молча, но с четким вызовом адресату.

– ТЫ! – рычащим эхом отвечает неведомая сила.

На улице оглушительно бахает ружье. Со звоном осыпается одно из стекол ресторана, из двери в подсобку кубарем выкатывается испуганный Илья.

– Хаджиевцы!!!

Бам!

Снаружи вновь рявкнуло ружье, хлестнув картечью по внешнему сайдингу ресторана.

Инга испуганно присела. С улицы донеслась злая гортанная речь – и в глазах девушки заплескался настоящий ужас.

– Вася выха…

– Бу-у-у-м!!!

Вот теперь – рвануло по-настоящему громко.

Хаджиевцы возмущенно заорали, привычно накручивая себя и гася яростью страх. Было странно слышать столько ненависти в детских голосах. Писклявые теноры, альты и дисканты – грозили нам лютой смертью. Хор портило несколько ломающихся басков, но в целом картина кошмарила своей фееричностью.