«Боже мой, его ведь звали Сережей… Как она могла забыть?» – она ужаснулась, насколько все, что было связано именно с ним, стало ей безразлично.

Зато у нее теперь была дочь, и это наполняло Наташину жизнь новым смыслом. Материнство очень ее изменило. Из ироничной самоуверенной девушки Наташа в тот период жизни превратилась в серьезную и даже суровую женщину. Постоянный страх за ребенка – страх немотивированный, вызванный неудачным замужеством и неуверенностью в завтрашнем дне, характерный для людей этого поколения, превратил ее на несколько лет в постаревшую и неинтересную особу. Кроме работы и дочери, в жизни ее не было ничего. Увеличение нулей на ценниках в магазинах вызывали в Наташе только одно желание – работать для того, чтобы обрести наконец самостоятельность. Мужчин она уже сознательно избегала – они были бы только помехой в ее делах. Она убедилась в этом за короткий период жизни с мужем. Маленькая дочка постепенно заняла Наташино место рядом с ее отцом. Старый моряк во внучке души не чаял. Но теперь Наташа не ревновала. Она была благодарна этому человеку до слез.

Катя росла очаровательной. Чего же удивляться, что девочка стала любимицей бабушки и дедушки. Наташа с головой окунулась в работу. Кроме ощущения своей востребованности, ей теперь необходимо было заботиться о деньгах. Родители старели, мама вышла на пенсию, чтобы больше времени проводить с Катей, Наташа не могла допустить, чтобы ее семья стала в чем-то нуждаться. Кандидатскую диссертацию она защитила быстро и с блеском. После ее утверждения последовала и прибавка к зарплате, но пока это были крохи. Необходимостью стала докторская. Но это оказалось вовсе непросто. Те, кто раньше поощрял ее как молодого специалиста, теперь стали ставить практически непреодолимые препятствия ей в работе. Наташа поняла, что нужно найти какой-то другой ход.

– Кофе хотите?

Она открыла глаза. Это «вы» после ночи любви прозвучало прекрасно. Никакого сюсюканья. Два свободных человека соединились в ночи, чтобы утром расстаться, сохранив навсегда уважительно-нежное «вы». Ах, если бы это было и вправду возможно! Она улыбнулась в знак согласия и снова свернулась калачиком под простыней.

Солнце щурилось через старый полотняный тент, когда ее разбудил запах кофе. Серов потянулся к ней губами.

– У нас в запасе еще целый час. – Она согласно кивнула, и время снова потекло медлительной медовой струей наслаждения.

Занятия у нее начинались в одиннадцать. Серов в это утро был тоже свободен. Она мазала белый хлеб маслом и жарила на русской чугунной сковородке яичницу. И на «ты» они все-таки перешли.

– Через месяц ты будешь в Москве.

– Вряд ли в Москве. Скорее на Волге. У меня там дочка, родители и работа. Но я обязательно буду пробиваться в Москву. Иначе застряну – и все.

– А ты знаешь, насколько трудно пробиться в столице?

– Посмотрим.

– Богатый любовник?

– Ну, скажешь. Школьный друг моего отца. Он, кстати, помог мне поехать сюда.

Ее лицо оставалось спокойным. Ей не было стыдно за свои слова, хотя она прекрасно знала, что лжет. Но для нее это вранье не было ложью, оно было отработанной легендой, как в разведке. На самом деле с великим трудом, по знакомству, за взятку, ей нашли человека, который помог добиться этого назначения. Иначе ее, разведенную женщину из провинциального института, никогда не отправили бы работать за границу. Но ей позарез нужна была эта поездка, как очередная ступень для того, чтобы потом шагнуть выше.

– Зачем же в Москву? С твоими знаниями и опытом ты можешь сделать прекрасную карьеру и в своем институте. – Он пытливо смотрел на нее.

– Могу, наверное. Но в науке на определенном этапе уже становятся нужны другие условия для работы, другой уровень мышления. Мне нужен большой институт. Для начала я готова устроиться хоть лаборанткой, хоть уборщицей, лишь бы позволили заниматься наукой. Столько идей у меня в голове! Их невозможно реализовать в маленьком институте. Современные методики сейчас стоят столько, сколько весь наш институт со всеми потрохами.

– А ты, оказывается, храбрая!

– Да уж… Храбрый заяц с розовыми ушами. Мне ведь уже скоро тридцать. Если не сейчас, потом будет поздно. Идеи приходят в голову молодым. Старики только продвигают чужие идеи.

– Для тридцати тобой сделано немало. – Он прищурился, примеривая ее жизнь на себя.

Из комнаты они вышли вместе. Это было неосторожно, сплетников вокруг было полно. Что подумают другие о ее моральном облике, Наташе было плевать, но она боялась, что негласный советник может дать ей в своем отчете нелестную характеристику, и важный покровитель не станет больше ей помогать. Что касается Вячеслава Серова, то он с некоторых пор перестал думать о негласных советниках, о страхе, о карьере и о тому подобных глупостях. С тех пор, как он вышел на незнакомой станции метро, ему ничего не стало страшно. И о том, что он мог подвести Наташу, он не думал. Он привык думать о больных, о студентах, о ходе операций… Это было так здорово! Думать только о том, о чем хочешь думать. Таким образом, они спокойно вышли из Наташиной квартирки, поздоровались с несколькими попавшимися им по дороге соседями и прошествовали к выходу мимо нескольких бдительных вахтеров. Серов довел Наталью Васильевну до автобусной остановки и оставил на ее щеке нежный поцелуй на прощание. Наташа поцелуй стерла, когда пудрилась перед лекцией, а красный цветок хранила два дня, пока он не завял и она его не выкинула. Серов к ней в комнату больше не стучался, а через месяц самолет унес ее через Дели в Москву, и доктор-офтальмолог, так нежно целовавший ее однажды на рассвете, казалось, совершенно исчез из ее жизни.

Хозяином ресторана был знакомый Алексею по давним делам финн, поэтому стиль внутреннего убранства был скандинавский. Хозяин сам оказался на месте, и, выйдя поздороваться с Алексеем, с одобрением посмотрел на его спутницу. Черт знает почему, Наташе этот взгляд оказался приятен.

Как приятно утешить попавшую в небольшую неприятность хорошо одетую, надушенную и обаятельную даму! Придет ли вам в голову пожалеть и привести в ресторан замызганную оборванку, что бесконечно ездит, свернувшись в серый вонючий комок, по кольцу Московского метрополитена? Прошу вас, не отвечайте, это бессмысленная риторика.

Столик в уютном месте у окна будто дожидался прихода этой интересной пары – солидного, лысеющего джентльмена с деловой хитрецой в глазах и элегантной молодой дамы в темном брючном костюме, еще более подчеркивающем ее стройность.

Зал был выдержан в теплых, светлых тонах карельской березы. В керамических вазах стояли снопы каких-то колосистых сухих трав. Глиняные подсвечники в виде фигурок маленьких забавных гномов держали розовые и желтые свечи. По стенам, на специальных полках с вышитыми салфетками красовались чудесные пивные кружки. Розовощекие крестьянки в деревянных башмаках задорно кружились на них в танце с крепкими кавалерами. Прелесть составляло еще и то, что не было ни одной одинаковой пары.