Пивной бар был отгорожен специальной стойкой, но каждый мог легко узнать его по огромному золотисто-медовому пивному бочонку. Наташа видела со своего места скучающего бармена с интеллигентным лицом и в модных очках.

«Очень смахивает на молодого ученого, как их изображали в кино в середине шестидесятых, – подумала Наталья. – Но мне ли не знать, что большинство настоящих ученых небриты и нечесаны, ходят в грязных рубашках, руки моют нечасто, а на их ногти просто противно смотреть. И вот как-то устроено, что в головы именно таким, внешне совсем неприглядным грязнулям, приходят самые остроумные мысли! А мы, рафинированная и ухоженная публика, способны только на малое – отшлифовывать алмазы чужих идей. Чистюли всегда слишком большое внимание уделяют мелочам».

Она улыбнулась и вспомнила, что, когда ей предстояла важная и неотложная срочная работа, она надевала старый, довольно потрепанный фланелевый халат, исчислявший свой возраст десятком лет, и меховые ободранные тапки. Муж и дочка знали, что, когда она пребывает в этаком виде, к ней лучше с домашними делами не подходить.

Наталья никогда не могла понять, почему ее поколение журналисты часто называют потерянным. Она представляла, что большинство людей известных, тех, кто действительно что-то стоит – от бизнесменов до политиков, – как раз и были из ее поколения.

А впрочем, социальные проблемы Наташу, по большому счету, не волновали. У нее было порядком хлопот с собой и с отдельной личностью каждого пациента.

Вот они сели. Алексей не мог надивиться. Красивой женщиной она стала, черт возьми. Он даже не ожидал. И держится как достойно.

Наташа с улыбкой выдержала его взгляд, опустила веки и снова медленно подняла их. Этому приему она выучилась у Марлен Дитрих – читала про нее и переняла. Ох, как много еще всего ей пришлось перенять от разных замечательных женщин, чтобы не только не пропасть, чтобы победить. Например, вот этот прием с опусканием век. Перламутровые полукружия сначала опускаются, как занавес, а потом поднимаются. Не сразу, тут важно выдержать паузу. Не длинную, не короткую. Ровно столько времени, чтобы сидящий напротив мужчина на вас посмотрел. И тогда медленно поднять веки. И еще сделать так, чтобы ваши глаза сияли. Эффект – потрясающий. Наташа знала – действует безотказно. Далось не так просто, пришлось тренироваться перед зеркалом. Опыты такого рода она начала проводить уже после того, как вышла за Серова замуж.

Вызвано это было необходимостью. После того как Наталья добилась в Москве первых, весьма незначительных успехов, дело у нее застопорилось. Нигде и ни у кого она не могла пробить ни одной своей идеи. Уже готова была отчаяться и вдруг поняла – ничего не получается, потому что мужчины видят в ней ровню. Коллегу в юбке. А как коллега она ничего интересного для них не представляла. Приехала откуда-то из провинции, кто такая – ничего не понятно… А ведь у нее уже было свое направление в науке. Ей требовалась собственная лаборатория. Для нее нужны были деньги. Наташа сама пришла к давно понятному всем сколько-нибудь известным женщинам выводу. Можно быть в душе сколько угодно бунтаркой и мужененавистницей, феминисткой или кем-то еще, но, чтобы делать карьеру, женщине необходимо считаться с мужчинами. Мир и так состоит из них наполовину, а в науке мужчин вообще гораздо больше, и волей-неволей приходится их раздвигать. Ни за что они не пропустят женщину вперед, если будут считать ее себе ровней. Независимо, просто ли они пропускают ее в дверь кабинета, или пропускают для того, чтобы она этот кабинет заняла, мужчины делают это, когда видят в коллеге Женщину. И тогда они перестают соперничать с ней. Они начинают соперничать из-за нее.

Наташа поняла – все дело упирается в красоту. Чтобы двигаться дальше вверх по служебной лестнице, она должна стать чем-то вроде модной иконы.

Наташу сначала бесила безусловная несправедливость этого открытия. Но размышления и наблюдения подсказывали ей его непререкаемую верность. И тогда она решила изменить себя. Она встала перед зеркалом и подвергла анализу достоинства и недостатки своей внешности. Разумеется, непобедимой красавицей в своей волжской юности она не была. Но не являлась и дурнушкой. Когда иссякла свежесть молодости, во внешности Наташи остался ряд достоинств, но и появилась группа недостатков.

Она попыталась посмотреть на себя беспристрастно. Выводы были не так уж неутешительны. С ее правильными чертами лица и стройной фигурой ей требуется не так уж много усилий в работе над собой. И она стала бороться за то, чтобы быть не просто привлекательной женщиной. Она поставила перед собой суперзадачу. Ей захотелось доказать, что она может стать признанной всеми элегантной красавицей. Через несколько месяцев Наталья уже знала, как выгодно повернуть голову, и, кстати, отработала это движение до автоматизма, чтобы был виден ее прямой, раньше ничем особенно не выдающийся нос, который прежде никто и не замечал. Зато теперь он явился предметом восхищения и даже зависти некоторых ее девочек-лаборанток. Она поняла, как именно: медленно, томно, на очередном банкете по случаю какой-нибудь конференции или торжества – надо поднести бокал к губам, шампанское выпить не сразу, а выдержав паузу, слегка приоткрыв губы и посмотрев виновнику торжества прямо в глаза. С некоторых пор Наташа перестала говорить умные вещи прямолинейно, как постулаты. Находясь в преимущественно мужском обществе, она сначала будто извинялась легкой улыбкой, что лезет в такие важные мужские дела, а уж потом делала блестящее сообщение, которое после ее извинений все присутствующие мужчины принимали на ура. А все потому, что перед выступлением она не забыла польстить им, выказав свою женскую слабость.

Естественно, женщины, перевалившие через кандидатскую степень, ее терпеть не могли. Но научный мир, как и почти все серьезные вещи в жизни, принадлежит мужчинам.

Сначала Наташа ненавидела эти уловки. Потом привыкла к ним и стала относиться как к непременному требованию в своей работе. И в душе даже научилась подсмеиваться над производимым ею впечатлением.

«Что есть классическая красота? – размышляла Наташа, примеряя на себя разные женские типы. – Мертвая категория. Можно быть сколь угодно красивой, никто этого не заметит. И замечательно сожрут. Нужно иметь, кроме внешности, что-то еще». Тут она усмехалась: если всех знаменитых женщин – политических деятелей, актрис, писательниц, музыкантш, балерин – собрать вместе и как следует отмыть в бане, предварительно хорошо их распарив, то такой же привлекательной, как в одежде и макияже, останется лишь одна из тридцати, а то и из пятидесяти. Так в чем же на самом деле заключается привлекательность? В обаянии личности? Можно быть милой и обаятельной, и тебя не пустят дальше порога кухни. Можно быть ведьмой и вершить судьбы государства. Но… через постель. А если не через постель, то как бы с намеком на нее, потакая мужчинам и дразня их. Это называется «сексапильность». Смотришь на портреты знаменитых куртизанок, в чьих ручках было власти побольше, чем у их сановных господ, и не понимаешь – в чем дело, почему они могли заинтересовать таких мужчин? У одной кривой нос, у другой – некрасивые зубы, у третьей – румянец, как у пьяницы… Нет, дело не в красоте. Просто на застывшем полотне не видна грация движений, остроумность высказываний, очарование взмахов ресниц и улыбки, и все вместе это не для себя. Это для сильных мира сего.