Колдер тянет вниз язычок «молнии» на спине моего платья, я стряхиваю рукава, и платье сползает к моим ногам. Я расстегиваю джинсы Колдера и стягиваю их с него, потом сдираю его футболку через голову.

В считаные секунды мы остаемся совершенно нагими. Мы стоим посреди неприбранной кухни, но почему-то сейчас это совершенно меня не волнует.

Он обхватывает меня за талию и целует снова, его губы – огонь и лед, и мое сердце колотится так сильно, что этот стук отдается у меня в ушах. Миг спустя Колдер подхватывает меня на руки, несет к дивану и усаживает к себе на колени.

Я прижимаюсь губами к его обнаженной груди, к его горячей плоти. Тело Колдера словно вырублено из камня. Он прихватывает двумя пальцами мой сосок и слегка подергивает за него, а потом начинает дразнить его языком.

Член Колдера задевает мою промежность, когда я придвигаюсь ближе. Запустив руку между своими бедрами, я обхватываю пальцами толстый ствол его члена и начинаю водить ладонью туда-сюда. Колдер стонет, покрывая поцелуями мою шею.

Протянув руку к кофейному столику, он берет презерватив из агатовой вазочки с крышкой. Я заставляю себя не удивляться его предусмотрительности и забыть о том, что он вообще неизменно готов к подобным ситуациям.

Мои губы скользят все ниже, по его груди, потом по животу, к члену с проступившими венами. Соскользнув с дивана, я опускаюсь на колени, беру кончик члена в рот и описываю языком круги. Колдер со стоном откидывает голову назад и вцепляется в собственные волосы.

Несколько секунд спустя я беру из его руки фольговый пакетик, разрываю зубами и натягиваю «резинку» на пульсирующий член.

Колдер снова привлекает меня к себе на колени, целуя чувствительную зону между моими грудями. Потом берет свой член в руку и медленно, дюйм за дюймом, позволяет мне принять его. Я кладу руки ему на плечи и ловлю правильный ритм, коротко и часто целуя его мягкие полные губы.

Эти поцелуи заставляют его улыбнуться.

На долю секунды в моей памяти всплывает разговор, состоявшийся между мною и его отцом на этой неделе, но я выбрасываю это воспоминание из головы.

Я хочу по-настоящему насладиться происходящим.

Я хочу быть здесь и сейчас.

С Колдером.

Покачивая бедрами взад-вперед и из стороны в сторону, я чувствую, как приближается финал, и взлетаю на гребне этой волны, а когда Колдер кончает, буквально падаю ему на грудь. Мы оба задыхаемся, пот склеивает наши тела там, где они соприкасаются.

– Это было… – начинаю я.

– Ничего не говори, Кин. Просто будь здесь. Со мной.

Я прижимаюсь щекой к его нагой груди, прислушиваясь к стуку его сердца – которое, быть может, сейчас стало чуть-чуть теплее, чем было раньше.

Я поднимаю взгляд на Колдера, он отвечает мне короткой полуулыбкой и смахивает прядь волос с моей щеки.

– Ты единственная из всех, кого я встречал, взяла на себя смелость признать вслух, что внутренне чувствуешь себя так же хреново, как и я, – говорит он и целует меня в макушку, его теплое дыхание шевелит мои волосы. – То, что я сказал в понедельник… я прошу прощения. Ты не просто какая-то девушка, которую я трахнул в барном сортире. Ты гораздо больше этого.

Утром в субботу я просыпаюсь от звука воды, льющейся на кухне. На долю секунды я забываю о том, что эту ночь провел не один, но только на долю секунды. Не для того я три раза за ночь поимел красивую женщину, чтобы забыть об этом на всю оставшуюся жизнь.

Одеяло на другой стороне постели уложено ровно, по линеечке, отгибаясь возле самой подушки, и перед тем, как встать, я нарочно сдвигаю его.

Натянув трусы и взяв из ящика шкафа спортивные штаны и футболку, я выхожу в коридор. Воздух наполнен запахами лимона, лаванды и моющих средств, в раковине плещется мыльная вода.

– Доброе утро. – Темные волосы Аэрин собраны на макушке в неаккуратный пучок, руки до локтей погружены в воду. Она одета в мою белую футболку, которую, должно быть, подобрала с пола, и край футболки свисает чуть ниже ее великолепных ягодиц.

– Ты давно встала?

Я осматриваюсь по сторонам. Журналы на кофейном столике сложены идеальной стопкой и, держу пари, разложены по году выхода. Обеденный стол полностью расчищен, не считая стоящей посередине свечи – словно центр какой-то дурацкой композиции. Моя обувь расставлена в углу возле входной двери – по парам в цветовом порядке, от светлых к темным.

– Кин, – произношу я негромко, гортанным голосом, картины из жизни Бриджфортской академии проносятся в моей памяти, словно череда фотографий.

– Не хочу, чтобы ты понял меня неправильно, – говорит она, споласкивая стакан. – Я не пытаюсь изображать домохозяйку. Я просто не могла уснуть, мне хотелось сделать что-то полезное, и я подумала…

Гранитные столешницы по всей кухне искрятся и блестят.

– Тебе нужно идти, – заявляю я холодным тоном.

Она смеется, словно думает, что я шучу.

– И я серьезно, – я отворачиваюсь от нее и ухожу из кухни в гостиную, где и останавливаюсь перед окном.

– Колдер, что не так? Я просто пыталась быть полезной.

– Увидимся в понедельник, – я не оборачиваюсь, и секунду спустя ее шаги затихают в коридоре.

Я отреагировал излишне резко, и я это знаю. Сделав глубокий вдох, я считаю до пяти. Мои лицевые мышцы так и остаются напряженными, но я намерен попытаться начать заново.

Когда Аэрин входит в комнату, одетая во вчерашнее платье, она не смотрит на меня.

– Извини, – говорю я. – Мне не следовало на тебя огрызаться.

Ответа нет – она отыскивает под диваном свою туфлю и присаживается, чтобы надеть ее.

Я подхожу и опускаюсь рядом с ней.

– Тебе не сто́ит уходить.

– Нет, сто́ит, – в конце концов говорит она. Встав, она окидывает взглядом мою прибранную квартиру, пока не замечает свою сумочку, висящую на спинке стула.

– Это все военная школа, куда отправил меня отец, – объясняю я. – Там были суровые порядки. И эти годы были худшими в моей жизни. Полагаю, что любой порядок и организованность выводят меня из себя. Мне не следовало огрызаться на тебя, Кин. Извини.

Она идет к двери, оставив меня тонуть в мелкой луже жалости к самому себе. Я никогда не чувствовал себя таким жалким и уязвимым.

Обратив на меня самый мягкий взгляд из всех, какие я видел в жизни, она произносит:

– Должно быть, для тебя это было ужасно: расти, думая, что ты никому не нужен. А теперь ты стал взрослым мужчиной, которому не нужен никто. Это порочный круг, и я надеюсь, что когда-нибудь ты найдешь кого-то, кто сумеет ради тебя его разорвать.

Я молчу, переваривая ее слова.