– Э-э, давай не будет об этом шутить, – возражаю я. – У меня есть планы на эти деньги. Они могут изменить мою жизнь. И я отработала уже почти половину срока.

Он смотрит на меня изучающе – уже без той игривой усмешки, которая сверкала в его глазах пару минут назад.

– Ты все еще ведешь свой отсчет?

– Восемнадцать дней, – я стою в дверном проеме, прислонившись головой к косяку и гадая, какой стала бы моя жизнь, если бы я задержалась немного подольше.

Может ли это сработать – и сработает ли?

Но, что еще важнее, следует ли нам вообще пытаться?

Идея того, чтобы связать всю свою жизнь с мужчиной, которого я знаю всего две недели, идет против всех принципов, установленных мною для себя. Легкомыслие и фривольность никогда не входили в мой стиль.

– Твой отец хочет узнать тебя получше, – говорю я.

– С чего ты это взяла? – спрашивает он.

– Но он хочет сделать это через меня, – продолжаю я. – Он хочет, чтобы я рассказывала ему о тебе все. Что тебе нравится, что тебя радует, что тебя смешит.

Он морщит нос.

– Что? Зачем?

– Думаю, он осознал, что работа отняла у него всю его жизнь.

– Извини, но я ни на минуту не могу пожалеть этого мерзавца. Дай угадаю: он толкнул тебе какую-то речь, какую-то трогательную сопливую историю?

Я смеюсь.

– Да.

Колдер закатывает глаза.

– Тогда будь добра, скажи мне, что ты раскусила его.

– Раскусила, – подтверждаю я. – Но смысл не в этом. Я сказала ему, что мне от этого не по себе, а он ответил, что, по сути, это входит в мой контракт. И я снова прочитала этот контракт. Он прав. Я попросила юриста, друга моего брата, просмотреть эту бумажку. Я действительно дала согласие делать все, о чем меня попросят, если это легально и входит в круг моих обязанностей.

Колдер молчит.

– Я ни за что не предала бы тебя, Колдер, – говорю я, – но если я не скажу ему что-нибудь, он уволит меня, и я потеряю кучу денег. – Зажмурившись, я добавляю: – Я знаю, что он эгоистичный и злой человек. Но, может быть, ради меня ты сможешь подкинуть ему косточку? Может быть, можно сказать ему, какой у тебя любимый цвет или что-то в этом роде, не знаю…

Когда я открываю глаза, Колдер почесывает висок и смотрит куда-то в сторону, явно размышляя. Я не осмеливаюсь спросить его, о чем он думает. Вернувшись к реальности, он сдирает с себя футболку и направляется ко мне.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Он берет меня за руку, втягивает в квартиру и закрывает за мной дверь. Не успеваю я воспротивиться, как он впечатывает меня спиной в стену и приникает губами к моим губам. На его языке вкус соли и мяты; пальцы Колдера смыкаются на моем затылке.

– За что? – спрашиваю я.

– За то, что ты верна мне, – отвечает он и снова целует меня, потом обнимает за плечи и ведет в спальню. – Снимай это платье.

Колдер уходит в ванную, и пару секунд спустя я слышу, как включается душ. Он возвращается совершенно нагой, а я еще даже не расстегнула ни одну пуговицу.

– Тебе помочь? – он прижимается ко мне всем телом, жаркие губы скользят по моей шее, а пальцы расстегивают боковую «молнию» моего узкого платья.

Мое тело уже сдалось, сердце колотится где-то в горле, между бедрами нарастает жар, легкие втягивают воздух крошечными порциями, сжимаясь от предвкушения.

Я снимаю платье и аккуратно складываю на край постели, потом расстегиваю лифчик. Когда я полностью раздеваюсь, Колдер снова берет меня за руку и ведет в душевую.

Горячие капли стекают по моему телу, оставляя потеки между грудями. Колдер опускается на колени, и я прислоняюсь к выложенной плиткой стене, когда его палец начинает дразнить мой клитор – а за пальцем следует бархатистая влажность языка.

Забавно, как далеко мы зашли.

Я буду скучать по этому. Я буду скучать по времени, проведенному с ним…

Я оборачиваю полотенце вокруг талии, а Аэрин ищет в шкафчике под раковиной фен. Ее прическа развалилась, макияж полностью смылся, но она не жалуется, и я уверен: если бы я ее спросил, она согласилась бы, что оно того стоило.

Проходя мимо прикроватного столика, я по привычке бросаю взгляд на свой телефон.

Шесть пропущенных звонков. И все – от Марты.

Вероятно, она ищет Аэрин по поручению отца, так что я нажимаю кнопку, чтобы перезвонить.

– Колдер? – отвечает она с первого же гудка. – О господи, вашего отца только что увезли в больницу Ленокс-Хилл. У него инфаркт.

По голосу ее понятно, что она вся дрожит.

– Спасибо, что сообщили мне, Марта, – я завершаю звонок, понимая, что не чувствую совершенно ничего.

– Это была Марта? – спрашивает Аэрин слишком беспечным для такого момента тоном. – Кстати, я не смогла найти фен, так что к тому времени, когда это все высохнет, я буду похожа на пуделя, а значит, не смогу выйти на люди, и это значит…

– У моего отца только что случился инфаркт.

Она ахает и прижимает ладонь к губам.

– Колдер…

Аэрин подходит ко мне, обнимает меня за плечи и прижимается щекой к моей груди. Я не шевелюсь, не пытаюсь обнять ее в ответ.

– Пойдем оденемся. Я поеду с тобой, – говорит она, запуская пальцы в свои влажные волосы и пытаясь их расчесать.

Я знал, что отец хронически болен, но не видел признаков надвигающегося инфаркта.

– Чего ты ждешь? Одевайся, – она натягивает трусики. – Колдер, ты же едешь, да?

– Не знаю.

– Ты должен поехать. Если не ради него, то ради себя, – она кладет руку мне на плечо, в ее глазах читается сочувствие, даже сострадание, которого, как мне кажется, я недостоин. – Ты не пожалеешь о том, что поехал, но можешь пожалеть о том, что ничего не сделал. Выбирай, о чем сожалеть, Колдер. Выбирай разумно.

Не говоря ни слова, я беру свои джинсы и футболку, а она заканчивает одеваться.

– Я заказала такси через «Убер». Оно приедет через три минуты.

Две минуты спустя мы быстро сбегаем вниз по лестнице. Еще через минуту садимся на заднее сиденье красной «Тойоты». Через двадцать минут мы сидим в приемном покое отделения интенсивной терапии, и Аэрин, не говоря ни слова, берет меня за руку.

Светлые больничные стены. Медсестры в теннисных туфлях на толстой подошве. Зловещее спокойствие, нарушаемое лишь отдаленным писком аппаратов. Все это разом обрушивается на меня, я словно бы снова становлюсь двенадцатилетним мальчиком, сидящим в приемном покое и ожидающим, что медсестра придет и сообщит: все в порядке, можно снова идти в палату к маме.