– Но ты продолжаешь в том же духе, да? С моей матерью, – произнес Гаел обвиняющим тоном.

Томас покачал головой:

– Нет.

Гейл фыркнул:

– Я разговаривал с матерью две недели назад. Она встречалась с тобой.

– Да, я встретился с ней, чтобы закончить наши отношения.

Гаел пристально посмотрел на отца, задаваясь вопросом, верить ему или не верить.

– Мне вообще не следовало связываться с твоей матерью. Я поступил эгоистично. Но после того, как Алехандро приехал ко мне в прошлом году, я решил, что мы с тобой тоже сможем воссоединиться. Мне не хватало смелости, чтобы позвонить тебе. Поэтому я позвонил Катерине.

Гаел выругался.

Томас пожал плечами:

– Я думаю, ты знаешь, что я далек от совершенства. Я готов признать, что я был недостойным отцом для обоих своих сыновей. Но ты и Алехандро стали исключительными людьми, а я, как эгоист, хочу быть частью вашей жизни. Для меня будет честью однажды стать частью твоей жизни. Но если такой возможности нет, то я хочу сказать тебе сейчас, что я горжусь тобой.

У Гаела екнуло сердце.

– Ты мной гордишься? Ты называл меня ошибкой. Ты говорил, что я не должен был родиться! Из-за тебя я никому не доверяю. Я не умею любить. Я ублюдок, который не должен существовать.

Томас побледнел и с тоской уставился на Гаела:

– Но ты отлично ладишь со своим братом, и у тебя красавица жена, которая явно заслуживает…

Смех Гаела прервал слова Томаса.

– Жена, которую я не могу любить, потому что не умею это делать. Жена, которую я купил. Потому что в ту ночь, когда я узнал, что ты по-прежнему крутишься вокруг моей матери, я был так зол, что обрушил свой гнев и похоть на невинную женщину. После этого она забеременела от меня, и теперь я привязан к ней на всю жизнь.

Послышался ошеломленный вздох.

Еще до того, как обернуться, Гаел знал, что отныне его жизнь изменится бесповоротно.

В паре метров от него стояла Голди, бледная как снег и опустошенная обидой, и качала головой.

– Боже мой, Голди. – Гаел направился к ней.

Он подняла руки:

– Нет. Держись от меня подальше!

Не слушая ее, он снова шагнул в ее сторону. Она споткнулась, когда ее каблук зацепился за траву.

Томас пришел ей на помощь. Он помог ей подняться на ноги. Увидев, как отец нежно прикасается к ней, Гаел чуть не сошел с ума от ревности.

Но он промолчал.

Он понимал, что должен действовать. Он не может потерять Голди.

Не в силах поверить в то, что происходит, Гаел снова попытался заговорить с ней:

– Пожалуйста, дорогая. Позволь мне…

– Клянусь, если ты сделаешь ко мне еще один шаг, я закричу. И ты будешь сам объяснять своему брату, что здесь произошло.

Через несколько секунд Томас повернулся к Гаелу.

– Отпусти ее, Гаел, – сказал ему отец по-испански. – Эмоции сейчас на пределе. Поговори с ней позже.

Интуитивно Гаел понимал, что должен последовать совету отца. Но вздернутый подбородок Голди и ее агрессивная стойка заставили его передумать.

– Дорогая, пожалуйста, – снова начал Гаел.

– Я ухожу, Гаел, и я не желаю, чтобы ты шел за мной.

Он взглянул на отца – Томас едва заметно кивнул.

Гаел прерывисто вздохнул:

– Я прикажу водителю отвезти тебя домой. Я приеду через час. Может быть, два. Тебе хватит времени?

Она скривила рот:

– Этого более чем достаточно. – Повернувшись на каблуках, она зашагала прочь.

Чем дальше она уходила от него, тем отчетливее Гаел понимал, что он совершает самую большую ошибку в своей жизни.

Голди не помнила, как собирала вещи и сколько времени ей потребовалось для того, чтобы водитель отвез ее в аэропорт. Ей удалось договориться с агентством по продаже билетов и купить билет домой.

К счастью, у нее оставалось несколько дней до последнего этапа съемок «Триумфа души». Прямо сейчас ей казалось, что с каждым вздохом ее сердце разрывается на части. Она сомневалась, что сможет произнести хотя бы одну строчку текста, не говоря уже о нескольких сотнях строк.

Ей хотелось побыть дома и найти утешение у матери, хотя следовало вернуться в Испанию через два дня, чтобы присоединиться к съемочной группе. Гаел, скорее всего, будет по-прежнему в Испании.

Но Голди просто не могла находиться в Испании прямо сейчас. Потому что каким-то образом, между его угрозами, издевками, улыбками и ласками, она влюбилась в мужчину, от которого вынашивала ребенка. Голди слишком устала, чтобы точно определить, когда именно это произошло. Она влюбилась, а остальное не важно. Еще до того, как она посмела надеяться, что ее хрупкие чувства будут взаимными, Гаел уничтожил ее надежду самым разрушительным способом.

Она сама во всем виновата. Все, что произошло с того момента, как Гаел вошел в ту аллею шесть недель назад, было ее ошибкой.

Он ничего ей не обещал. Он просто сказал, что хочет, чтобы их ребенок был счастлив. А она позволила себе увлечься им в глупой надежде на любовь.

Закрыв глаза и отворачивая голову от любопытного пассажира рядом, Голди прижала кулак к губам, и по ее щекам потекли слезы.

Удастся ли избежать страданий?

Нет.

Любя Гаела, она не сможет не страдать.

* * *

Гаел попытался отогнать свою тещу, когда та встала в дверях.

– Извини, сынок, – сказала Глория. – Она не хочет тебя видеть.

В ее тоне не было ничего напоминающего раскаяние. На самом деле ее тело излучало тихую ярость, и Гаел догадался, от кого у Голди такое упрямство.

– Глория, я просто хочу поговорить с ней пять минут. – Он использовал разумный тон переговорщика, несмотря на то что хотел орать и умолять.

Глория Беккет сложила руки на груди.

– Она пролетела шесть тысяч миль, чтобы быть подальше от тебя. По-моему, надеясь, что пятиминутная беседа все исправит, ты поступаешь глупо, – возразила она.

Смирившись, он кивнул:

– Я готов делать все, что нужно, и потратить столько времени, сколько потребуется. Вы можете сказать ей об этом?

В ответ Глория пожала плечами и прищурила синие глаза. Несколько раз Гаел открывал рот, чтобы говорить. Каждый раз подбородок Глории поднимался выше, не позволяя Гаелу произносить хотя бы слово.

Гаел прикусил язык, сдерживая ругательство, и попытался заглянуть за плечо Глории в дом, где пряталась женщина, которую он любил. Женщина, с которой он не мог расстаться ни на секунду. Глория переступила с ноги на ногу, давая Гаелу понять, что ему пора уходить.