С гордо поднятой головой она направилась к своему дому. Под ногами поскрипывал гравий. Спустя минуту она скрылась за дверью. Бенедикт задумчиво смотрел ей вслед. Сердце сжималось от мучительной боли. Он понимал — что бы он ни сказал ей, она все равно не вернется и не простит его.

Ему часто приходилось расставаться с женщинами, но это обычно мало его волновало. Во время расставаний он не чувствовал ни горечи, ни грусти. Первый раз в жизни Бенедикт испытывал к женщине такие чувства.

Его угнетало то, что Женевьева сердится на него. А она, конечно, рассердилась и очень обиделась. Что бы она там ни говорила. Но почему это его так удручало? Ведь раньше отношения с женщинами не имели для него совершенно никакого значения. Он начинал зависеть от нее. Понимал, что не может себе позволить зависимости.

До встречи с Женевьевой только две вещи имели для него значение: служба при короле и поиски убийцы родителей. А что теперь? Он не может думать ни о чем, кроме Женевьевы Форстер. Ни в коем случае нельзя позволить себе забыть о своем долге из-за женщины. Пусть и такой прекрасной.

Это увлечение начинало пагубно сказываться на обязанностях. Он должен был сразу передать Эрику Каргилу информацию, которую сообщил ему Деревокс. А теперь, возможно, безнадежно опоздал.

Не стоит переживать из-за нее. Нельзя позволять себе подобные слабости. Если она хочет злиться и обижаться на него, что ж, это ее право. И если она больше не захочет его видеть, не стоит расстраиваться.

— Его превосходительство герцог Вуллертон, леди Амелия Дарби, герцогиня Рамси, и леди Шарлотт Дарби, — объявил Дженкинс.

В гостиную Женевьевы вошли трое.

Было два часа дня. Гостиная Женевьевы заполнилась народом. С утра леди и джентльмены из высшего света почли своим долгом нанести ей визит. Бенедикт почему-то так и не пришел.

С тех пор как они расстались после посещения Карлтон-Хаус, Бенедикт ни разу не навестил ее. Хотя обещал прийти в тот же день после полудня. Конечно, в их последнюю встречу Женевьева разговаривала с ним довольно резко, но это не могло обидеть его настолько, чтобы он не желал больше ее видеть.

Несмотря на то, что Женевьева все еще была обижена на Бенедикта, она с нетерпением ждала его сегодня с самого утра. Каково же было ее разочарование, когда вместо Бенедикта пришел ненавистный Уильям вместе со своей невестой и ее матерью.

Она заранее знала о том, что они собираются к ней. Уильям послал ей записку с уведомлением о визите. Но Женевьева до последней минуты надеялась, что они не появятся, хотя понимала, как это глупо. Женевьеву злило, что Уильям даже не спросил ее, сможет ли и, главное, захочет ли она их принять. Он до сих нор считал Женевьеву до такой степени бесправной, решил, что у нее не хватит смелости ему отказать. Уильям задумал этот визит, чтобы представить Женевьеве свою невесту и ее мать. Этого требовали светские приличия. Все-таки Женевьева его мачеха и герцогиня Вуллертон.

Получив записку, Женевьева пришла в ужас. Неужели он узнал о том, что вчера она была в Карлтон-Хаус с Бенедиктом, ослушалась его? Теперь он точно придумает, как отомстить. Однако, прочитав записку, она немного успокоилась. Они просто хотят с ней познакомиться. Визит вежливости, не более.

Но расслабляться и думать, что беда миновала, рано. Вполне возможно, Уильям преследует двойную цель — и познакомить, и доставить новые неприятности. Он хитер и коварен, совсем как его отец, от него можно ожидать чего угодно. Уильям, естественно, узнал, что вчера она была у принца с Бенедиктом, и это привело его в бешенство. Леди и джентльмены, которые пришли к ней сегодня, засыпали ее вопросами о вечере в Карлтон-Хаус. Слухи об этом быстро разнеслись по городу. И до пасынка наверняка дошли. Женевьева понимала, что нужно приготовиться к самому худшему. Единственное, что ее утешало, — он не посмеет устроить скандал в присутствии гостей.

И все же Женевьеве с трудом удалось взять себя в руки, церемонно раскланяться и поприветствовать гостей. Она с интересом и сочувствием смотрела на совсем еще юную девушку, которая скоро должна стать женой Уильяма.

Молоденькая, румяная, светловолосая и голубоглазая, она не была красавицей. Шарлотта из тех, о которых говорят, что они и мухи не обидят. Если она станет женой Уильяма, он сразу же запугает и закабалит ее. Как когда-то Джошуа запугал и закабалил Женевьеву. Женевьеве было ее искренне жаль.

— Кажется, вы повредили руку, мадам? — раздался вдруг голос Уильяма Форстера. — Надеюсь, ничего серьезного?

Женевьева так погрузилась в свои мысли о Шарлотте и ее будущем, что совсем забыла о своем ненавистном родственнике.

Она взглянула на него. На бледном лице Уильяма играла улыбка триумфатора. Господи, как она ненавидела этого человека! Ненавидела и презирала. Отъявленный негодяй!

— Вы прекрасно знаете, при каких обстоятельствах я получила эту травму и кто в этом виноват, — презрительно глядя на него, отрезала Женевьева. — Доктор сказал, что у меня сломана косточка на запястье.

Ее рука все еще была в повязке.

— Как жаль! — насмешливо подняв бровь, воскликнул Уильям. — Вы себе и представить не можете, как я вам сочувствую.

— Да, представляю, как вы мне сочувствуете, — съязвила Женевьева.

— Вам следует осторожнее вести себя в будущем. — Взгляд его изменился, став откровенно жестоким. — Я дал вам один полезный совет, когда приходил неделю назад. Почему вы ему не последовали?

— Вы намекаете на мой визит в Карлтон-Хаус? Но что в этом такого? Лично я ничего плохого в том не вижу.

— Вы абсолютно правы, в этом нет ничего плохого. Но мне не нравится ваш спутник, мадам. Категорически не нравится.

Женевьева спокойно встретила жестокий взгляд Уильяма. В гостиной много людей, и он не сможет сделать ей ничего плохого. Она оглядела присутствующих. Никто не заметил напряжения, возникшего между ними. Все продолжали весело и непринужденно болтать.

— Я уже говорила вам, что мое поведение и отношения — это мое личное дело, — отрезала Женевьева. — И вас это не касается.

— А я говорил вам, что запрещаю появляться где-либо с Люцифером. Вы можете делать все, что захотите, только после моей свадьбы, когда родители Шарлотты уже не смогут ничего изменить. Не советую расстраивать мои планы.

— Вы больше не имеете права лезть в мою жизнь и что-либо запрещать. Впрочем, вы никогда и не имели на это права, — задыхаясь от злости, проговорила Женевьева. Она ненавидела Форстера всей душой. И не только за то, что он повредил ей руку, но и за то, что он смог запугать ее. Разрушить хрупкий мир, который она с таким трудом создала после смерти Джошуа. Разрушить иллюзию покоя и свободы. — Я считаю, что сейчас не время и не место для подобных разговоров.

— Тогда, может быть, мне стоит прийти к вам завтра, мы продолжим этот разговор наедине? — Глаза его заблестели от злости. — Чтобы никто не помешал.