История Шерон очень меня взволновала. У нее совершенно точно не было эпилепсии, и это беспокоило меня больше всего. Результаты некоторых тестов балансировали на грани нормы и патологии, но тесты необходимо проводить в контексте истории пациента. История Шерон говорила мне о том, что у нее не было эпилепсии. Ни она, ни ее родители даже не подозревали, что я скажу им это. Они пришли, чтобы подобрать подходящее лечение, а не чтобы услышать, что диагноз неверный.

– Что сказал врач, направивший вас ко мне, о том, что я могу сделать? – спросила я.

Я пыталась понять, были ли у них какие-либо сомнения. Мой мозг напряженно думал о том, как направить этот тяжелый разговор в другое русло.

– Он сказал, что ей может понадобиться операция, если лекарства не помогут. У нее киста в височной доле. Как вы думаете, ее нужно удалять?

– Кисты редко вызывают припадки. Обычно они доброкачественные, так что я не думаю, что проблема в этом. Существует множество типов приступов, и мне необходимо сперва понять, какой именно тип у вас, а затем спланировать дальнейшие действия. Так как припадки случаются у вас часто, я, возможно, стану свидетелем одного из них, если положу вас в больницу на несколько дней.

– Это было бы замечательно, – сказала ее мать. – Это обязательно нужно сделать. Дальше так продолжаться не может. Она уже боится выйти из дома.

– Разумеется, нужно сделать все возможное… – Я замолчала, решая, стоит ли сразу высказать им предположение о том, что диагноз может быть ложным. – Понимаете, часто людям, у которых случаются припадки, не становится лучше, потому что у них нет эпилепсии. Такая вероятность существует. Не знаю, обсуждали ли это с вами раньше.

– Нет, не обсуждали, – ответила Шерон.

Она выглядела озадаченной.

– Если обнаружится, что у нее нет эпилепсии, мы, конечно, будем счастливы, – неуверенно сказала ее мать.

Никто не спросил, какой альтернативный диагноз я имела в виду. Очевидно, об этом должен был быть следующий вопрос. Я подождала несколько секунд, но разговор, похоже, был окончен. Я решила пока не продолжать обсуждение. Я дала им возможность, но они ей не воспользовались. Это была только первая наша встреча.

Я решила, что, когда Шерон поступит в больницу, я смогу провести с ней больше времени и мне будет проще обсуждать тяжелые вопросы, если я получше узнаю ее.

Я записала Шерон в лист ожидания и попросила секретаря найти все записи из больниц, где она была до этого. Особенно меня интересовали записи о ее первом посещении больницы в связи с этой проблемой. Истории, которые рассказывают снова и снова, меняются со временем. Одни детали забываются, а другие добавляются.

* * *

Вскоре Шерон поступила в отделение видеотелеметрии. Ее встретил молодой врач, который рассказал ей о цели пребывания в больнице и взял кровь на анализ. Мы планировали оставить Шерон в палате на пять дней, однако нам не понадобилось столько времени, чтобы увидеть припадок. Он случился уже через два часа после прибытия в больницу. Он был записан на видео, так что я увидела все, что произошло.

В палату пришла медсестра. Она включила видеозапись, внимательно измерила голову Шерон и обозначила точные места, куда было необходимо поместить электроды. Пока она фиксировала их один за другим на коже головы Шерон с помощью клея, у той случился припадок.

Шерон сидела на стуле лицом к камере. Медсестра стояла за ее спиной. Мать Шерон, которая привезла ее в больницу, сидела рядом с ней на кровати. Ни медсестра, ни мать сразу не заметили, что Шерон потеряла сознание. Она прямо сидела на стуле, и медсестра не видела ее лица. Мать Шерон продолжала рассеянно говорить с ней, параллельно смотря в телефон. Она взглянула на дочь лишь тогда, когда ответа с ее стороны не было слишком долго.

«У нее припадок!» – закричала мать Шерон. Она положила свою руку на руку дочери и слегка ее потрясла. «Шер? Шер?» – обратилась она к ней.

Шерон не ответила. Ее открытые глаза закатились. Медсестра обошла вокруг стула, чтобы посмотреть на нее, и как раз в этот момент Шерон начала сползать. Мать поймала ее за плечи. Медсестра нажала на кнопку, а затем стала поддерживать пациентку так, чтобы та оставалась на стуле. Голова Шерон тяжело свесилась набок. Только белки ее глаз были видны, а веки начали трепетать. Медсестра назвала ее имя, но Шерон никак не отреагировала.

В палату вбежала еще одна медсестра. Вместе они стали придерживать Шерон, позволяя ей аккуратно сползти на пол. Затем тело Шерон начало трястись. Ее спина выгнулась, а согнутые ноги постоянно дергались. Медсестры попытались положить ее на бок, но она стала дергать ногами еще сильнее. Они отпустили Шерон, и та снова повернулась на спину. Персонал сделал шаг назад, а мать схватила ее ноги. Она не могла их удержать. Медсестры отодвинули ее.

«Не надо, вы ударитесь. Просто оставьте все как есть», – произнесла одна из них.

Шерон с огромной силой ударяла правой ногой по дверце деревянной прикроватной тумбы. Та раскачивалась. Мать Шерон снова была готова схватить ее.

«Она сломает дверцу», – предупредила мать Шерон.

Одна медсестра отодвинула тумбу на несколько сантиметров, а вторая обложила Шерон подушками.

«Обычно я даю ей мидазолам[3], когда у нее такие сильные судороги», – сказала мать.

«Это ведь не припадок, да?» – спросила одна медсестра у другой.

«Да», – ответила та.

Мать Шерон либо не слышала этого, либо просто никак не отреагировала.

«С ней все будет нормально, – успокоила медсестра мать. – Нам нужно это увидеть, поэтому пусть все будет как есть. Она здесь именно ради этого».

В течение следующих пяти минут Шерон тряслась и замирала, тряслась и замирала. Между конвульсиями она лежала с закрытыми глазами и размеренно дышала, будто спала. Ее мать сидела рядом с ней все это время. Она хотела дать ей лекарство. Одна из медсестер позвала молодого врача, который убедил мать в том, что нам необходимо записать припадок целиком ради Шерон. Шерон понадобилось тридцать минут, чтобы прийти в сознание, и это случилось очень резко. Поняв, что она лежит на полу, Шерон расплакалась. Медсестры усадили ее на стул, и одна из них продолжила закреплять электроды на ее голове.

Я посмотрела запись на следующее утро.

– Я только на полголовы сделала, – сказала медсестра, имея в виду, что она не успела закрепить электроды до конца.

– Этого достаточно, – произнесла я, смотря запись.

Я видела мозговые волны лишь правого полушария, но они о многом мне говорили. Даже когда Шерон была без сознания и билась в конвульсиях, ее мозговые волны были нормальными, как будто она просто бодрствовала.