– Помечена? Но… – Голос Хенрики сел. Она посмотрела на девушку: косички цвета медового золота, слишком большие для рта зубы. Арийский ребенок с плаката. (Яэль на самом деле украла лицо с акварельной рекламы Гитлерюгенда).

– Покажешь им? – спросил Аарон-Клаус.

Все внутри нее противилось открывать числа. Яэль даже себе их не показывала. Переодеваясь, она никогда не смотрела на них. Было несколько – несколько – раз, когда она пыталась стереть их. (Они на самом деле никогда не прекращали зудеть после той последней ночи в лаборатории доктора Гайера, поэтому она царапала, рвала и пыталась стереть то, на что ничего не действовало). В конечном итоге она оставалась с кровавыми ногтями. Струпья превращались в шрамы, исчезавшие после ее следующего изменения.

Аарон-Клаус снова отодвинул свой рукав. Казалось, он делал это с легкостью: мягкое закатывание ткани и вытянутая рука. Цифры смело обнажались под армией оловянных абажуров.

Яэль пыталась сделать то же самое. Но она не чувствовала себя легко или смелой, когда снова закатала рукав. Она по-прежнему не смотрела на свои цифры. Она позволила другим мельком взглянуть на ее чернила. Они так и сделали, молча. Когда она потянула свитер вниз, они не просили снова показать ее татуировки. Они не спрашивали, почему волосы у нее были светлые или как она сбежала.

Райнигер только спросил ее имя, которое она ему назвала.

Хенрика покормила ее.

В жизни под пивной были три великолепных, жирных блюда в день; кровать без соломы, которую не нужно было ни с кем делить; ванна с теплой водой; и туалет со сливом.

Рукава Яэль оставались опущенными. Лицо оставалось одним и тем же. Монстр, монстр, монстр внутри свернулся калачиком на долгий, долгий сон.

Она принялась за учебу. Когда Хенрика не была занята клацаньем на своей машинке или разговорами в приглушенных тонах с посетителями, она учила девочку читать. Их школа располагалась за стальным карточным столом в середине кабинета Хенрики. Его крошечную поверхность заставили учебники, какао и смех. Аарон-Клаус ворчал о чем-то под названием «исчисление» и съедал больше половины тарелки шоколадного хвороста, который иногда пекла Хенрика. В углу напевало радио, всегда включенное.

Яэль потребовалось всего четыре месяца, чтобы научиться читать на немецком. Она начала выбирать книги из библиотеки Хенрики и учиться тому, что было внутри. Мир оттуда принадлежал ей.

Но не в реальности.

Мир принадлежал Третьему рейху.

Этот факт был легко виден на закрашенной стене кабинета в виде карты. Она так сильно отличалась от старых атласов, которые Яэль иногда пролистывала: тех, которые показывали мозаику стран: Великобритания, Италия, Франция, Египет, Ирак. Оранжевый, фиолетовый, зеленый, желтый, десятки и десятки царств и оттенков. Республик и теней.

Все сейчас были ярко-красного цвета. Территории Третьего рейха, управляемые беспощадными Рейхкомиссарами, которые беспрекословно подчинялись Германии. Даже с многочисленными чертежными кнопками, которые собрались вокруг ее границ, столица выглядела такой маленькой. Яэль с трудом могла представить, как крошечное, темное пятнышко может господствовать над континентами.

– Так много захваченных территорий, так много людей, отправленных в лагеря… Почему никто с ними не борется? – однажды спросила она Аарона-Клауса. Молодой человек стоял рядом с ней, сгорбившись над столом, крутил в руке графитовый карандаш и хмуро смотрел на строку чисел.

– Гитлер и его приспешники – охранники этого мира. У них есть оружие. У них есть власть. Если какая-то территория попыталась стать самостоятельной, Рейх раздавил бы ее, – ответил Аарон-Клаус. – Все боятся. Никто не хочет умирать.

– А что, если бы кто-то убил фюрера? – спросила Яэль. – Как думаешь, это что-нибудь изменило бы? Заставило бы людей боятся меньше?

Аарон-Клаус убрал карандаш за ухо, где показались отрастающие шафрановые корни его волос. (Яэль часто ловила себя на мысли, что гадает, как он будет выглядеть без обесцвечивания каждые две недели. Красивым, несомненно. За этой мыслью всегда следовал румянец).

– Многие люди пытались. Валькирия… – Слово едва успело вылететь у него изо рта, когда дверь открылась. Хенрика была маленького роста, но казалось, заполняла весь проем своими скрещенными руками, растрепанными волосами.

– Ты справился с заданием, Клаус? – спросила она.

– Почти, – солгал он. Яэль знала, что большую часть последнего часа он провел, гримасничая над уравнениями и поедая хворост.

– Райнигер сегодня утром заскочил на минутку. – Хенрика позволила себе вздох, который был… грустным. – Было решено, что ты отправишься на ферму Влада.

Ферма Влада. Яэль была с Хенрикой всего год, но в этом названии был оттенок легенды. Спрятанное в Альпах, это было место, куда отправлялись учиться воевать. Для овладения искусством стрельбы и раскалывания черепа человека одной ногой.

– Правда? – Все лицо Аарона-Клауса осветилось. Как будто все это время он был лампой, стоявшей на полке, собирающей пыль, и кто-то только что вспомнил, что надо его включить. – Ферма Влада?

Хенрика кивнула, но движение было тяжелым.

– Я все еще думаю, что ты мог бы использовать еще один год здесь, но Райнигер настаивал.

Мысль о том, что Аарон-Клаус уедет, царапала Яэль изнутри. Кто же будет бросать шарики из бумаги в ее волосы, пока она учится? Кто придет и сядет на постель ночью, когда черный дым кошмаров заставлял ее трястись и рыдать? Кто же съест весь хворост?

– Я тоже хочу поехать, – сказала Яэль.

– Абсолютно исключено. – Голос Хенрики звучал так, будто кто-то ее ударил. Яэль вгляделась и поняла, что пожилая женщина почти плакала. – Ты слишком молода.

– Я вернусь, Яэль. Я обещаю. – Голос Аарона-Клауса гудел электричеством. – И тогда научу тебя всему, что знаю сам.

Валькирии: Девы в старой скандинавской мифологии. Они избирают убитых, появляются на полях сражений, чтобы решить, какие солдаты умрут, а какие – выживут. Хотя многие картины описывают валькирий, прибывающих на войну на лошадях, стих, написанный на рунном камне Рёк описывает, что валькирия по имени Гуннир использовала волка в качестве своего коня.

Вот что рассказали Яэль пожелтевшие страницы энциклопедии Хенрики об этом слове. Там даже были иллюстрации: красивые женщины, с голой грудью, в перьях и округлые стояли посреди руин. Решали. Кто жил. Кто умер. Их взгляды прочесывали поля с обломанными копьями, сломанными топорами, разрушенными телами. Небо над ними было залито чернилами дыма боя. Выгравированные черным, линия за аккуратной линией.

Они выглядели как ангелы, с этими крыльями. Красивые, чудовищные, кого следует опасаться.

Яэль не думала, что Райнигер ссылался на этих валькирий. Одно слово, которое Аарону-Клаусу удалось выплюнуть, прежде чем вмешалась Хенрика. Но так или иначе картина пела Яэль. (Это была печальная, жестокая баллада. Из тех, что выли гневом внутри нее, мешали беспокойному сну монстра). Ей нравилось представлять сцену: мощная женщина с расправленными крыльями нависла над фюрером. Делает выбор.