и пошла работать. Златовласая, на что мне все эти проблемы? Сцены, истории, страсти? Женщина оценит любовь в том случае, если её подкрепят серьёзными намерениями, а одним плотским притяжением.

Размышляя о таких не слишком высоких материях, я орудовала лопатой и зарабатывала себе растяжение всех мышц, которых только было можно. Но так как внутри бушует истинный ведьминский гнев, то я об этом не думаю.

— Ядвига, мы потом корзинку не поднимем, — произнес Муррис, с ужасом глядя на горку живника. — Помни, что мы пойдем пешком.

Пешком, конечно, это было совсем не умно. Но тогда я думала не головой, а вообще не пойми чем. Ухватила корзину и рванула из лавки. Надо было проветриться, немного разложить все по полочкам. И вот — пожалуйста.

Поняв, что Муррис прав, я вздохнула и аккуратно засыпала ямку. В любом случае хорошо, что такие потом присматривают для своих схронов бардзуки, а значит, природный баланс не нарушается.

Я поровняла землю и поставила лопату возле широкого столба дуба. Потом присела и начала легонько струшивать землю с каждого корешка.

Как-то прохладнее стало, что ли. Да и вообще некомфортно. Ощущение, что забрела на чужую территорию, и кто-то смотрит из кустов, когда я наконец-то уйду.

Муррис вдруг замер, к чему-то прислушиваясь. Даже повернул ухо в сторону чащи леса.

— Ядвига, что-то мне тут не нравится. Давай заканчивать быстрее.

— Сам знаешь, что землю лучше в дом не носить — по ней могут прийти лесные йоди, — сказала я, аккуратно укладывая корешки.

— Знаю, — буркнул он и метнулся за ствол дерева, что-то вынюхивая.

Я тоже прислушалась, пытаясь понять, что так беспокоит моего питомца. Муррис не трус, просто так нервничать не станет. Но я пока что не могу разобрать ничего такого, что бы давало знак: сваливай.

Может быть, фамильяр просто очень хочет домой?

Я покачала головой. Домой, конечно, очень хочется, но не надо бросать все на половине пути. Поэтому аккуратно сложив всю добычу, я спокойно поднялась на ноги. Так, где это я уже юбку порвала? Ну вот, одно расстройство!

Просунув пальцы в образовавшуюся дыру в темно-зеленой ткани, только поморщилась. Ну что за день? То целоваться лезут, то юбка рвется! Может быть, это к близкому замужеству?

Я вдохновенно задумалась. Но тут же реальность ударила древком лопаты прямо по носу. В прямом смысле слова.

— Ай! — вскрикнула я, отпрыгнув в сторону и потирая нос. Ну это уже ни в какие рамки! Мечты — это хорошо, но надо же смотреть реально. А реальность заключается в том, что женихов рядом нет. Мужики есть, а женихов — нет! Вот такая божественная несправедливость!

Муррис резко выскочил из-за дерева. Шерсть дыбом, желтые глаза горят как колдовские огни.

— Ядвига! Бегом отсюда!

Раздавшийся из чащи вой, от которого по позвоночнику пронеслись ледяные иглы, заставил онеметь. Что… что это?

Тут же дрогнула земля, будто шагало нечто тяжелое и неповоротливое.

— Ядвига! — взвыл Муррис.

Я очнулась, ухватила лопату, корзину и рванула в сторону домов. Что бы там не находилось в лесу, с ним лучше не встречаться. Муррис черной молнией мелькнул передо мной. Я припустила быстрее, потому что звуки не затихали.

Снова вой, от которого хочется зажать уши.

Шеи коснулось чье-то дыхание.

Взвизгнув, я махнула лопатой. Донеслось какое-то мерзкое чавканье, но что там было — даже не обернулась. Только припустила на такой скорости, что ни одна гончая короля не догонит.

Ветка, ветка, ямка, пригорок, ветка. Снова ямка, спящий бялт, ой, простите, пожалуйста, наступила на хвост, ветка, ветка.

Я вылетела на окраину леса, вдали желтым светом горели окна ельнясских домов. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, дыхание разрывало грудную клетку. Я хватала воздух ртом и понимала, что нельзя останавливаться. Звуки за спиной хоть и притихли, но не исчезли. Или же исчезли?

Перепрыгнув через канал, чудом удержала равновесие, сзади что-то ухнуло. Я повернула голову и… заорала.

Глава 11. Одно старое проклятие

На другом краю Ельняса

За окном было темно и тихо, а в комнате тепло и уютно.

Седовласый мужчина, приспустив очки на кончик носа, задумчиво смотрел на цветные иллюстрации в большой книге. Временами свет падал на его волосы, и тогда среди седины виднелись поблекшие рыжие пряди.

Морщины давно прочертили бороздами лицо, но глаза не утратили зоркости.

Он сидел, вытянув ноги в домашних туфлях, и перелистывал «Сказки Янтарного Союза». С кухни тянуло ароматом печенья, но лакомиться было ещё рано. Поэтому ничего не оставалось, как ждать и пересматривать любимую книгу.

Временами старому пану Локису Раудису казалось, что боги — такие же люди. Просто они нашли возможность перебраться на небо, под землю, в море… Оставили тут своих младших братьев неразумных, которые не обладали такими способностями. И теперь лишь временами возвращаются, чтобы убедиться, что тут все нормально. Или относительно нормально.

Локис откинулся на спинку кресла, уперся затылком в мягкий подголовник, покрытый вязаным чехлом. Интересно, какой он, лучший мир?

Нет-нет, Локис думал совсем не о Потусторони. А о том месте, где и правда можно жить и не боятся, что в какой-то момент случиться нечто непоправимое, при этом просто потому, что кто-то не может удержать собственную злобу.

Дверь в комнату тихонько приоткрылась, и вошел Хенрик с подносом, на котором возвышалась горка печенья, стеклянная вазочка с орехами в меду, розетка с вареньем и кофейник.

— Папа, ты ещё не спишь? — поинтересовался он, подходя к столику и опуская туда поднос.

— Возраст позволяет мне спать в любое время, — сварливо отозвался тот, изображая из себя древнего старика.

Хендрик хмыкнул:

— Я за чашками и бальзамом. Тебе какой?

— С латрийским оленем на этикетке, — тут же ответил Локис, устраиваясь поближе к столу. Сын прекрасно знал, что он любит. Впрочем, сам тоже любит, поэтому все сходится.

Они с Хендриком до ужаса похожи. Куда бы ни пошли, сразу понимают, что отец и сын. Одинаково смотрят, одинаково говорят, одинаково призывают Ловкорукого в свидетели.

А вот Линас немного другой. Нет, не скажешь, что кукушонок, это слишком. Кровь Раудисов в нем чувствуется на большом расстоянии. Но все же немало взял от своей матери. Вот это железное упорство, которое входит в любую преграду, как сталь в горячее масло… А ещё вот это быть себе на уме. Старших-то уважает, может, конечно, огрызаться да характер показывать, но при этом никогда не проявляет неуважения. Выслушает, помолчит, кивнет и… сделает все по-своему.

Хендрик вернулся с чашками и бутылкой. Да-да, с той самой, именно с оленем.

— Где