«Все, с меня хватит… – стонала она про себя. – Я так больше не могу!»

Хотелось плюнуть на все и сбежать куда глаза глядят.

Спрятаться где-нибудь в глухой деревушке и никуда не высовывать носа.

Однако…

Если она сделает это, получается, Охикян победил. Считай, выжил ее из города, даже вытравил.

Он останется тут, весь такой чистенький и ни в чем ни разу не виноватый. Заживет прежней жизнью, заведет себе новую женщину. А она что? Похоронит себя у черта на куличках? А не жирно ли ему будет? Дулю ему в ноздрюлю, а не переезд Яны куда подальше.

Яна коренная москвичка, пусть и сирота. Кем она станет работать в деревне, если переедет? Как жить? Как станет растить детей, если они у нее когда-нибудь будут? Кроме того, она любит этот город. У нее здесь квартира, в конце концов! Друзья… были. Почему из-за развода переезжать должна она? Почему должна прятаться из-за того, что Охикян выгнал ее голой на потеху народу?

Прячутся виноватые, а она не виновата ни в чем! Разве что в том, что паршиво умела выбирать мужчин, но от подобного никто не застрахован.

Никуда она не поедет. Постарается как-то пережить этот период… Это ведь просто период, так?

Правда, пока непонятно, как пережить.

Прошло около получаса, и мастер наконец закончил работу.

– Ну-с… Только не ругайся, – хмыкнул он, осматривая странную клиентку.

И повернул ее к зеркалу.

У Яны от собственного вида чуть челюсть не отвисла.

От былой светло-коричневой роскоши волос не осталось и следа. Из зеркала на нее смотрела незнакомка с коротким коричневым ежиком. Где-то длиннее, где-то короче, волосы аккуратно обрамляли голову.

– Прости, девонька, наголо побрить рука не поднялась, – пожал плечами мастер.

«Господи, спасибо тебе, что у меня пропорциональный череп!» – охнула про себя Яна.

Повернулась и так и эдак. Удивилась тому, как короткая стрижка изменила ее лицо. Губы стали казаться больше, будто она вкачала гель, глаза шире, а скулы более четко очерчены.

Вот тебе и преображение в мужской парикмахерской.

И вдруг Яна поняла, как ей избежать внимания репортеров. Они ее попросту не узнают!

Яна встала с кресла, посмотрела на пол и увидела лежавшие в беспорядке длинные светло-коричневые пряди собственных волос.

Переступила и пошла дальше.

Так же, как Давид через нее переступил.

Не жалко.

Яна не ограничилась одной лишь стрижкой.

Выйдя из парикмахерской, она юркнула в проулок и пошла в торговый центр. В дешевом магазине нашла свободные джинсы, которые сидели на ней, как на вешалке. Там же откопала безразмерную синюю футболку. Переоделась, подобрала к новому образу круглые солнцезащитные очки и не узнала себя в зеркале.

Уже после зарулила в отдел косметики, выбрала морковную губную помаду, которая ей не очень шла, но делала еще более непохожей на себя прежнюю. Уже на выходе прихватила краску для волос «Золотистый блонд». Всегда хотела побывать блондинкой, но было жаль портить волосы. Теперь уже ничего не жаль.

По пути домой зашла в отдел связи и купила новую сим-карту. Старую заблокировала и выбросила. Авось журналисты не слишком быстро узнают ее новый номер.

Когда проходила к своему дому, почти сразу заметила в отдалении несколько охотников за сенсациями. Были тут и новенькие, и те, кто поджидал ее этим утром. Но, к ее великому счастью, ни один даже не обернулся в ее сторону. Еще бы, в таком виде ее даже родная мама не узнала бы. Если бы была жива…

Так и продолжилась жизнь Яны.

Редкие вылазки на улицу, а в основном – сидение дома и мониторинг всякого рода гадостей, которые о ней писали в интернете.

Новую работу искать не пробовала – зачем? Кто возьмет звезду всяких помоек, где ее неустанно обсуждали?

А потом все исчезло.

Как-то разом!

Разве такое бывает? Сегодня в сети гуляет куча видео с тобой в главной роли. А завтра ты не можешь найти ни одного. Как?

– Давид… – тут же поняла Яна.

Видимо, сообразил, что вместе с ней полощут и его, и взялся за дело. Но раньше же ему было все равно. До лампочки, до одного места, абсолютно по барабану! Он всегда учил ее: собака лает, а караван идет, не обращай внимания на шавок. Что изменилось?

Хотя какая ей разница?

В первое утро, когда вместо очередной волны негатива Яна обнаружила, что никто над ней больше не потешается, ей захотелось пуститься в пляс. И она пустилась. Станцевала победный танец прямо на кровати.

Что бы ни заставило Давида наконец разобраться с интернет-троллями, она была благодарна ему за это.

И забурлила новая жизнь. Яна начала подыскивать работу – где-нибудь подальше от предыдущей. Продавцы везде нужны, так? Нашла несколько вакансий с более-менее приличным окладом, записалась на собеседования.

У нее даже появился аппетит, а то в последние недели вообще почти ничего не ела – тошнило.

Только одно тревожило Яну – раз Давид о ней вспомнил, значит, скоро появится, так? Иначе зачем ему о ней беспокоиться.

Она не хотела снова начинать его ждать. Нет, совсем не хотела! Но против воли вздрагивала от каждого шороха, все поглядывала на телефон, в боязни пропустить сообщение. Конечно, он не знал ее нового номера, но разве для него это проблема? Легко бы выяснил.

Впрочем, все это было зря. Давид не появился лично и не прислал ей ни словечка.

А однажды утром, лежа на кровати и проглядывая новости на планшете, Яна наткнулась на статью:

«Давид Охикян завел новую любовницу!»

Яна очень долго смотрела на фото белозубой девушки с роскошными золотистыми волосами, ровно того же оттенка, какой теперь украшал ее ежик на голове. На снимке Давид властно обнимал девушку за плечи.

В статье писали:

«Блистательная модель, рекламирующая нижнее белье, Алина Манская покорила сердце Давида Охикяна с первого взгляда. Молодая пара познакомилась на благотворительном вечере. И уже на следующей неделе они вдвоем улетели на Мальдивы. Романтическое путешествие этой парочки…»

Дальше Яна не читала.

– Чтоб в тебя молнией шандарахнуло, ублюдок! – закричала она, отшвыривая планшет.

Свернулась на кровати калачиком и снова впала в стадию анабиоза.

Яна не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она прочитала ту злосчастную статью про Давида. День, ночь – все смешалось. Единственное, чего хотелось, – лежать на кровати, свернувшись калачиком, и жалеть себя. Что она и делала, казалось, бесконечно долго.