Зашла в квартиру, упала на кровать и свернулась калачиком, громко всхлипывая.

Она не знала, сколько так пролежала. Может быть, час, а может и полдня. Не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, ни жить.

Взвилась, как будто ее ужалила змея, когда услышала в прихожей звук дверного звонка.

«Давид!» – забилось в истерике ее сердце.

Яна утерла руками слезы, побежала к двери, наплевав на свой кошмарный внешний вид.

Наверняка это он! Наконец-то понял, что ее как-то опоили, подставили, подкинули те самые презервативы, что она ни при чем.

Яна открыла дверь, ни о чем не думая.

Однако в дверях стоял телохранитель мужа, Геннадий.

– Пустите? – спросил он угрюмо.

Яна отошла в сторону, впуская огромного дядьку в прихожую.

Тот прошел и вручил ей желтую бумажную папку.

– Что это? – спросила она, нелепо пялясь на документы, которые нашлись внутри.

Новый паспорт, серовато-зеленое свидетельство о… разводе?!

Яна снова и снова бегала взглядом по шапке документа и не могла поверить своим глазам. Потом открыла паспорт и увидела свою прежнюю фамилию – она снова Гордеева и прописана тут же.

А как же ее новенький паспорт с фамилией Охикян?

Яна бросилась к сумке, лежавшей на полу чуть поодаль, попыталась найти паспорт, точно помнила, в какой карман его клала. Но паспорта не было.

– Этого не может быть! – застонала она.

– А вы что ожидали, Яна Игоревна? – с ехидцей спросил телохранитель. – Давид Артурович не из тех, кто прощает. Тем более такой косяк…

Он посмотрел на нее так, будто перед ним стояла не Яна, а какая-нибудь девка с трассы. За такой взгляд ей захотелось влепить телохранителю пощечину. Но она не стала, конечно же.

«Даже его телохранители считают меня блядью…» – охнула про себя.

Посмотрела в спину уходящему Геннадию, вздрогнула, когда тот хлопнул дверью.

А потом в душе Яны заклокотала такая злость и обида, что казалось, она задохнется.

Ничего не проверил! Взял и выгнал взашей, как ненужную собачонку! Грош цена такой любви. Ну ничего, когда-нибудь Давид поймет, что она не изменяла ему. Когда-нибудь до него дойдет.

И тогда она швырнет это кольцо ему в лицо.

Следующие две недели Яна прожила затворницей.

После того как получила злосчастное свидетельство о разводе, она больше не лелеяла надежду, что Давид заявится к ней с извинениями. Запретила себе его ждать, даже выключила телефон.

Да и зачем ей нужен такой мужчина?

Она твердо решила, что в мужья он ей не сгодился. Слишком горяч, чересчур резко оценивал людей и мало дорожил ею…

Слишком богат, слишком красив, слишком опасен.

В Давиде все было слишком.

Он не для Яны, как бы сильно она его ни любила.

Она ведь даже никогда не мечтала о таком мужчине. Где-то в глубине души всегда понимала, что они не пара. Хотя сердце до сих пор с таким раскладом было категорически несогласно. Оно ныло, кровоточило, грозилось перестать биться, если любимый не появится на горизонте.

«Позвони ему… – нашептывали в голове разные голоса. – Может быть, он уже пожалел? Может быть, он скучает?»

Но Яна не звонила, упорно не включала телефон и не заглядывала в мессенджеры.

Она не на помойке себя нашла, чтобы унижаться перед мужчиной, растоптавшим ее человеческое достоинство.

Эх… Ведь не хотела же торопиться со свадьбой! Просила Давида не спешить. Может быть, если бы они дали друг другу время присмотреться получше, провели вместе год, тогда бывший муж так просто не поверил бы очевидной подставе. Да и сама Яна, возможно, нашла бы нужные слова, чтобы убедить его в своей невиновности.

Но нет, Давид ждать не согласился, уверил Яну – пора. Вместе прыгнули в омут с головой. Жаль, что омут оказался слишком мелок и они разбились о дно.

Именно разбитой она себя и чувствовала. Расколоченной на миллион частиц, которые чудом оставались единым целым.

Яна ровным счетом ничего не могла делать. Оставалась в квартире и лежала на кровати сутки напролет. Заказала доставку продуктов, немного заполнила холодильник. Пыталась заставить себя есть, но выходило паршиво. Кусок в горло не лез, стоило вспомнить, с какой одержимостью любимый мужчина пихал ее голую в коридор.

Да, она давно уехала оттуда, находилась за тридевять земель от злосчастного отеля. Но стоило закрыть глаза, и она снова оказывалась там. Стояла, окруженная людьми в фойе, и молилась, чтобы что-нибудь случилось и ее избавили от жуткого унижения. Что угодно! Например, прямо под ее ногами разверзлась бы земля и поглотила ее навсегда. В ту минуту она хотела молить Давида, чтобы сжалился, не допустил позора. Но не осмелилась, ведь не увидела в глазах мужа ни капли сострадания. Да, он в итоге пожалел ее, но слишком поздно…

Как бы ей хотелось доказать Давиду, что она ни при чем, что ей подкинули те злосчастные презервативы, что она оставалась ему верна. Ткнуть ему в лицо фактами и сделать так, чтобы постыдился, пожалел о своей жестокости. Но как это сделать, если она до сих пор не помнила, что же случилось накануне вечером?

Яна долгими днями и ночами прокручивала в голове день, предшествующий ее личной катастрофе. Однако того самого вечера так вспомнить и не смогла. Его будто вырезали из ее памяти.

Лежа в кровати долгими бессонными ночами с планшетом в обнимку, она рыскала по интернету в поисках информации. Обнаружила массу данных о том, что есть такие наркотики, приняв которые, человек может не вспомнить, что делал, как себя вел. Таких препаратов нашлось несколько видов. Амнезия могла быть временной, но бывали случаи, когда люди так и не вспоминали случившегося. Вот такой побочный эффект.

В том, что ей что-то подсыпали, Яна не сомневалась, уж больно паршиво чувствовала себя в течение следующих суток.

Позже она нашла информацию, что, оказывается, в крови еще какое-то время могут содержаться остатки вещества.

– Балда… надо было сразу идти на экспертизу… Были бы хоть какие-то доказательства…

Однако на Гавайях ей бы этого сделать никто не дал, а когда прибыла в Россию, уже было поздно рыпаться. Да и не в том состоянии она находилась, чтобы здраво мыслить, делать какие-то анализы.

Впрочем, кого она обманывает? Разве Давид поверил бы какой-то там экспертизе? Если бы он хотел проверить данные, проверил бы, ведь у него все возможности.

– Надо как-то начать жить дальше… – все твердила себе Яна.

И…

Продолжала лежать.

Но всю жизнь не пролежишь, так ведь?