Кэти закусила губу:

— Почему… почему вы рассказываете мне об этом?

— Потому что вы поведали мне о своей жизни, пока я лежал в коме, Кэтрин. Часть ваших слов запала мне в голову, а иначе как бы я их вспомнил, когда пришел в себя? — Он улыбнулся. — Вы рассказывали о своем доме и чудесном садике в Англии. О том, что вам пришлось сдать их в аренду. И о том, как вы с Ксавьеро любили сидеть в этом самом саду длинными, летними вечерами и пить вино из дешевых стаканов.

— Вот об этом я вам не рассказывала, — пролепетала Кэти.

— Нет, не вы, а Ксавьеро. Мы с братом много и подолгу беседовали после моего выздоровления.

Кэти удивленно смотрела на короля:

— Я не совсем понимаю, куда вы клоните…

— Неужели? Послушайте, Кэтрин. — Казимиро подался вперед, расцепил пальцы и положил ладони на стол. Примирительным тоном он произнес: — Если бы вы пошли к нему, попросили выслушать вас, объяснили бы, что действовали импульсивно, решив уехать. Если бы вы проявили достаточную уступчивость… — наступила пауза, — то, я думаю, он, возможно, дал бы вам еще один шанс.

Кэти замерла:

— Простите?

— Я полагаю, что он может пересмотреть ваше…

— Нет! — вырвалось у нее. Она почувствовала, как краска отливает от лица. Казимиро был поражен ее реакцией — это было заметно по его изумленному взгляду. Но ей наплевать на то, что она недопустимо нарушила этикет. — Я не буду с ним ни о чем говорить. Ксавьеро призвал вас, как своего рода посредника, чтобы сообщить мне то, что не осмеливается сказать сам? Попросить меня извиниться, чтобы таким образом не поступиться своей гордостью?

— Он не знает того, что я сейчас вам предлагаю, — признался Казимиро.

— Я приняла решение.

У многих людей было тяжелое детство, но это не означает, что они могут вести себя так, словно у них вместо сердца кубики льда. Не важно, что ей сказал Казимиро. Единственный человек, который мог бы убедить ее остаться, — это его брат, а он от нее отвернулся, как будто ее уход ничего для него не значит. Потому что Кэти ничто для него. Если она останется, ей будет только хуже. Баланс любви в их случае абсолютно не равен. И она не может связывать его браком, когда в этом нет больше необходимости. Она не будет жить в постоянной неизвестности, ожидая, когда ему станет скучно и он начнет искать любовницу голубых кровей, а она окажется ненужной женой, тоскующей по любимому мужу.

Кэти встала.

— Прошу прощения, — произнесла она.

— Вы оба стоите друг друга — гордые и упрямые! — рассердился Казимиро.

— Выходит, что так. А теперь, ваше величество, я прошу разрешения удалиться. Вскоре за мной приедет машина. Я очень рада, что вы снова в добром здравии. — Голос у нее едва заметно дрогнул. — Я желаю вам долгого и счастливого правления. — Она присела в реверансе и быстро вышла.

Кэти не помнила, как очутилась у себя в комнате. Внутри все кипело от гнева и негодования. Король ожидал, что она пойдет к его брату просить прощения! Но за что? За то, что пыталась любить мужчину, который так ее и не полюбил.

Дрожащими руками она не глядя побросала вещи в чемодан и захлопнула крышку. По крайней мере, охватившая ее ярость немного притупила боль.

Кэти спустилась по широкой мраморной лестнице. На этот раз она не увидела выстроившихся цепочкой слуг на выложенном плиткой полу центрального вестибюля. Ее поджидала только Флавия со своей вежливой и безразличной улыбкой.

На подъездной аллее Кэти ждал лимузин. Она бросила последний взгляд на дворец и сады, стараясь запечатлеть в памяти это великолепие: пышные растения, яркие, ароматные цветы, фонтан, веером разбрызгивающий радужные струи воды. Синее-синее небо. И теплое золото солнца. Солнце такое же золотое, как глаза мужчины, которого она никогда не забудет.

Кэти была рада, что она взяла темные очки, за которыми можно спрятать навернувшиеся слезы. Она села на заднее сиденье, и машина тронулась. Ей осталось просто откинуться на спинку мягкого дивана и молчать. В аэропорту ее ждет самолет, который доставит ее в Англию.

А потом?

Кэти не знала, что будет потом, да сейчас ее это не волновало. Она чувствовала себя маленькой зверушкой, случайно попавшей в капкан. Ей удалось выбраться, но вот рана в сердце никогда не заживет.

Она смотрела в окно. Городские стены остались позади, но широкая дорога, ведущая к аэропорту, неожиданно сузилась. Кэти удивилась. Водитель, очевидно, избрал другую дорогу, не ту, по которой она раньше ехала из аэропорта в город.

Но вдруг ее охватила тревога. Наверное, потому, что автомобиль начал подскакивать на неровностях, а потом остановился. Что происходит? Кэти нажала кнопку внутренней телефонной связи с шофером. Хоть бы он говорил по-английски! Но ее знаний итальянского вполне хватит, чтобы сообщить ему, что она спешит на самолет.

— Scusi, signor…[9]— Слова замерли у нее на губах, когда она увидела, что шофер вышел из машины и открыл дверцу салона. Это беспрецедентно! Сердце екнуло от страха. Но когда она сняла темные очки, ее охватило совсем другое чувство. Потому что шофер снял фуражку с козырьком, скрывавшую черные как смоль волосы и сверкавшие янтарные глаза.

Она смотрела в суровое лицо своего мужа.

— Ксавьеро! Что… что ты, скажи на милость, здесь делаешь? Он отшвырнул шоферскую фуражку на пыльную дорогу.

— Я пытаюсь предотвратить самую большую ошибку в нашей жизни.

— Решил поиграть в еще одну из своих игр — притвориться обычным человеком? Сегодня — шофер, а кто завтра? Снова маляр?

— Это не игры, — ответил он, восхищаясь ее горячностью. Как ей это идет! — Мой брат все еще не может опомниться после того, как ты вышла из его кабинета без разрешения удалиться! Он сказал, что никогда не сталкивался с подобным высокомерным поведением. — Ксавьеро поедал ее глазами, словно видел впервые. — Господи, Кэти, что я наделал? — Застонав, он обхватил ее и начал целовать.

На несколько блаженных секунд она забыла обо всем, но затем нашла силы отстраниться от него.

— Не надо!

Какой у нее твердый голос! Он застыл, так как не ожидал отпора.

— Но ты же хочешь этого.

Она покачала головой:

— Конечно хочу! Я всегда тебя хотела, вот в чем моя беда. Но это притяжение меня ослепило, и я не увидела правды. Ксавьеро, хватит. Это не приведет ни к чему хорошему.

Он убрал светлую прядку волос с ее раскрасневшейся щеки:

— Но почему?

— Потому что… это всего лишь секс.

— Мне казалось, тебе это нравится.

— Да, нравится. Но этого не достаточно. Я думала, что достаточно, но ошибалась. Ты хотел моего послушания, и, возможно, я такой и была, но с меня хватит. Я изменилась, и, если призадуматься, это было неизбежно. Неужели ты не понимаешь? Я уже другая. Я больше не та девушка, из которой ты можешь лепить что угодно. Поэтому я не гожусь в послушные жены.