– Чем ты занималась до моего прихода?

– Снимала доспехи.

– И все?

– Больше ничего особенного, милорд.

Коул задержал дыхание. В тот самый миг, когда он уже решил, что ночной гость сейчас направится прямиком к нему и схватит за горло, Лорд-Искатель опустил руку. Недовольно морщась, он поглядел на храмовницу:

– Пребывание в этой башне изрядно расшатало мне нервы. Мне почудилось, будто… впрочем, не важно.

Женщина опустила меч, но на лице ее отразилось сомнение.

– Ты что-то хотел от меня, Лорд-Искатель?

– О да.

Ночной гость прикрыл за собой дверь. Затем достал из кошеля на поясе небольшой сверток из лиловой ткани. Рыцарь-капитан приняла его, и, когда развернула ткань, внутри оказались три крохотных сосуда. На донышке каждого плескалась мерцающая ярко-голубая жидкость. Коул ощутил знакомое дуновение магии.

Рыцарь-капитан, похоже, знала, что это за штуки. Правда, она помрачнела, словно ей вручили не слишком приятный подарок, и поспешила вновь завернуть сосуды.

– Благодарю, Лорд-Искатель, – молвила она, – но тебе вовсе незачем было приносить их лично.

– Незачем. – Ночной гость помолчал, поглаживая челюсть и подбирая слова. Тишина, царившая в спальне, становилась все напряженнее. – То, что я собираюсь тебе сказать, не должно выйти за пределы этой комнаты.

– Понимаю.

– Я отправлял записку в Великий Собор. Не знаю, каким образом чародейка Винн получила от Верховной Жрицы столь бредовые привилегии, однако она говорила правду.

Храмовница сдвинула брови:

– Но… это же хорошо?

– Это означает, что мы будем действовать, как решили. – Лорд-Искатель сцепил руки за спиной и принялся вышагивать по комнате. Коулу показалось, что он чем-то обеспокоен. – Однако у меня есть подозрение, что Верховная Жрица не до конца осознает, какие осложнения может вызвать миссия этой чародейки.

– Осложнения?

– Я могу и ошибаться. Вполне возможно, что предположения Винн насчет этого Усмиренного неверны или же обстоятельства, которые сделали его одержимым, настолько невероятны, что повторить их не удастся. – Лорд-Искатель остановился. – Но если нет… если он и впрямь каким-то образом восстановил способности к магии, если в ритуале Усмирения обнаружится слабое место…

Рыцарь-капитан побелела:

– Неужели такое возможно?

– Я сказал «нет» и уверен в своей правоте. – Лорд-Искатель мельком глянул в окно и с отвращением покачал головой. – Но я также достаточно стар, чтобы знать: когда дело касается магии, ничего невероятного нет. Если чародейка Винн обнаружит любую возможность обратить Усмирение… твоя задача – сделать все, чтобы весть об этом никогда не достигла ничьих ушей.

Рыцарь-капитан открыла было рот, но говорить передумала. Помолчав с минуту, она повторила попытку:

– И каким же образом, Лорд-Искатель, ты предлагаешь этого добиться? Со мной будут три мага, и все трое обладают немалым могуществом.

Лорд-Искатель шагнул к ней, положил руки на плечи и посмотрел в глаза. Взгляд его был напорист и суров.

– Тебе известно, какие последствия влечет за собой ритуал Усмирения. Милосердным его не назовешь, однако он избавляет слабых магов от необходимости всю жизнь противостоять соблазнам демонов. Если маги Круга поверят, что Усмирения можно избежать, – и не важно, разумно это или нет, – нас ждет хаос.

Он с силой сжал плечи храмовницы.

– Сер Евангелина, я рассчитываю, что ты исполнишь свой долг во имя мира и порядка. Из всех решений рыцаря-командора Эрона за время, когда он возглавлял Белый Шпиль, наиболее мудрым было – в том нет сомнений – назначение тебя на этот пост.

Евангелина – ну конечно, сообразил Коул, так ее и зовут – расправила плечи и решительно вскинула подбородок.

– Благодарю, милорд, – кивнула она. – Я обо всем позабочусь… если дело до того дойдет.

– Помолимся, чтобы этого не случилось.

С этими словами Лорд-Искатель вышел из спальни. Когда дверь за ним закрылась, Евангелина обмякла. И оперлась о кровать, словно у нее вдруг подкосились ноги. Потом она швырнула на койку лиловый сверток и протяжно выдохнула.

Коул, сжавшись в своем углу, дрожал всем телом. Когда страшный гость ушел, он обрадовался, но сейчас его терзала тревога. Если он правильно понял подслушанное, значит Рису грозит опасность? Первым побуждением Коула было тотчас же найти Риса и все ему рассказать. Но… что, если Коул ошибся? Что, если Рис ему не по-верит?

Что же теперь делать?

Рис вдохнул свежий воздух и обнаружил, что на вкус тот гораздо слаще, чем ему помнилось.

Путники наконец-то покинули Вал Руайо с его утомительным многолюдьем, со всеобщей манерой выплескивать помои из окон на головы прохожим, с неотвязной вонью навоза и тухлой рыбы. Стражники у городских ворот искоса разглядывали необычную компанию: троих магов – пускай и в дорожной одежде, но при посохах, и храмовницу в полном латном облачении. Такое встречалось не каждый день, хотя стражники служили в гарнизоне города, где высился Белый Шпиль. Им до того не терпелось поскорей выставить эту шайку за ворота, что обошлись без обычных придирок.

Рис уже и забыл, что это такое – оказаться за пределами не только башни, но и города. Время от времени, если где-то требовались услуги магов, их выводили из башни в сопровождении храмовников, но это было, конечно, совсем не то. Рису казалось, что он вырвался на свободу. Он любовался могучими дубами, которые росли рядами по обе стороны дороги, заглядывался на их буйные кроны, окрашенные в золото и багрянец поздней осени. Он приветствовал улыбкой проезжавшие мимо торговые фургоны, даже если возницы старательно отводили взгляд. Он смеялся при виде стайки ребятишек, которые вертелись на обочине, пронзительными воплями выпрашивая у проезжих «грошик». В конце концов, это был старинный орлесианский обычай, и Рис сожалел, что ему нечего бросить маленьким попрошайкам.

Адриан нисколько не разделяла его восторгов. Она пребывала в седле позади Риса, крепко обхватив его руками, и если подавала голос, то жаловалась на холод и на то, что у нее болит седалище. Адриан в жизни не призналась бы в этом, но Рис-то знал, что она боится лошадей. Его весьма развеселило, когда на выходе из башни она подозрительно косилась на смиренную животину. Впрочем, Рис был уверен, что она справится со своими страхами – но только из чистого упрямства.

Евангелина тоже помалкивала. И даже не оглянулась, когда путники проезжали мимо придорожного селения, откуда доносилась бодрая музыка. На деревенской площади шел веселый пляс, и три эльфа на деревянном помосте вовсю наигрывали на клавикордах. Когда Рис предложил свернуть с дороги и поглядеть на это зрелище, храмовница мрачно напомнила ему, что они отправились в путь не ради развлечений. Сама она ехала, почти не сводя глаз с дороги, и не выказывала ни малейшего желания поболтать. Алый плащ ее развевался на стылом осеннем ветру.