На следующее утро, чуть не на рассвете, Мария Федоровна вызвала к себе Власова.

– Как эта танцорка попала в Петергоф?

Власов только руками развел:

– Ваше Величество, Кшесинскую доставил Его Высочество…

Договорить не успел, Мария Федоровна поморщилась:

– Я знаю. Запомните, если в следующий раз Его Высочество снова вздумает воспользоваться воздушным шаром, то вы лично этот шар собьете, а Его Высочество поймаете на лету. Куда денется Кшесинская, меня не интересует.

– Понял… А…

– Что?

– Может, ее вообще…

Мария Федоровна снова поморщилась:

– Нет, девушка не виновата, хотя слишком заигралась. Как часто наследник бывает у нее?

– Часто.

– Кто еще туда ездит? – Императрица уже третий раз поливала один и тот же цветок, что выдавало сильное волнение.

Власов поспешил успокоить:

– Только свои – Михайловичи, барон Зедделер…

– А… дамы?

– Только сестры Кшесинские и Медея Фигнер, но со своим супругом.

Императрица чуть задумалась, оставила наконец в покое несчастное растение и вздохнула:

– Хорошо, пусть пока так. Просто проследите, чтобы она нигде не появлялась с наследником. Даже если для этого вам придется дырявить корзину воздушного шара.

– Понял, Ваше Величество, прослежу.

– Вы точно знаете, что там не…

– Да, Ваше Величество, у меня там свой человек служит.

– О господи!

Сама мысль, что за взрослым сыном приходится следить при помощи агентов, коробила императрицу, но что поделать? Сначала, когда Кшесинская поселилась на Английском проспекте, за приезжавшим туда Николаем следовали простые полицейские агенты. Заметив одного не очень ловкого в очередной раз, Николай пообещал обер-полицмейстеру Петербурга, что просто набьет агенту физиономию.

Пришлось убирать этих недотеп-агентов и поручать дело Власову. Тот не стал пускать никого по следу цесаревича, поступил иначе, ему доносили обо всем, что творилось у Кшесинской, прямо из ее дома. Слуги тоже любят деньги… Разговорчивость одной горничной все равно дешевле оплаты пяти агентов и значительно удобней.

Император тоже побеседовал с сыном. Никто не слышал их разговор, но и без того можно догадаться, о чем говорили.

Александр III чувствовал себя все хуже и хуже. Позже он смог посмотреть маневры в Красном Селе, сыграть свадьбу Ксении и даже поохотиться в Беловежской Пуще, но весной был плох…

– Ники, отпраздновал, и будет. Сам видишь, я плох, пора о делах поговорить.

Николай решил, что разговор пойдет о политике или совещаниях с министрами, но император вдруг заговорил о женитьбе.

– Мы давали тебе два года свободы. – Александр III сделал знак сыну, чтобы не прерывал: – Мне и без того говорить трудно. Просто послушай. Не получается, Ники, я не то что два – и года не протяну. Врачи не обещают.

– Папа́!

– Хочу успеть Ксению замуж выдать, а тебя женить. Негоже на трон холостому садиться. Ты никого другого, кроме как Алису, женой видеть не хотел… твоя княгиня-балерина не в счет, сам знаешь, что это не для брака. Сватай Аликс. Даже мама́ согласна. У Аликс брат женится, поедете на свадьбу в Кобург, там все и решите.

– Я не готов жениться, папа́.

Император мрачно молчал. Николаю пришлось продолжить:

– И я готов отказаться от трона. Мне казалось, что ты можешь понять меня…

Это было жестокое напоминание о княжне Мещерской, но отец не вспылил, не прогнал прочь, наоборот, похлопал сына по руке:

– Я понимаю тебя, Ники, понимаю. Но я тогда был вторым сыном и не был наследником престола. А когда стал, вынужден был отказаться от своей мечты.

– Я не готов править, папа́.

Теперь голос императора стал жестким:

– А кто готов? Джорджи, который недели не проживет в Петербурге из-за своей болезни? Миша, которому нет и четырнадцати? Или моих братьев вместо тебя на трон посадить? Владимира? То-то он будет рад! Весь Мариинский балет в Зимний дворец перевезет. Или Сергея? Тот из Москвы красавчиков-адъютантов притащит. Или Низи, чтобы он сам себе разрешил на купчихе жениться?

Они впервые разговаривали о наследовании трона. Император был настолько крепок физически, что никому в голову не приходило, что его дни могут быть сочтены. Казалось, впереди достаточно времени, чтобы подумать о передачи власти и подготовить сына к правлению огромной империей. И вдруг все так срочно…

Александр III был прав: один брат Ники – Георгий (Джорджи) – неизлечимо болен и вынужден жить на Кавказе, где воздух чище, второй совсем мальчишка, дядья один другого лучше – Владимир Александрович из кулис Мариинского театра не вылезает, Сергея Александровича пришлось в Москву губернаторствовать отправить, чтобы своим пристрастием к юношам семью не позорил. А Низи… этот племянник императора и вовсе попросил разрешения жениться на дочери книготорговца, чьи лавки в Гостином Дворе. По Петербургу долго ходил ответ императора:

– Я со многими дворами Европы в родстве состою, но с Гостиным Двором не стану родниться!

Александр Александрович с сожалением смотрел на старшего сына, хотел бы помочь, но как?

– Ники, ты наследник, другого нет. Наследником рожден, так будь им! Править помогут, а сейчас ты должен жениться. Не на Алисе, так на другой принцессе, за тебя любая пойдет, только выбирай.

– Аликс не хочет православие принимать, папа́, – сделал последнюю попытку Николай.

– Знаю, но примет, никуда не денется. С Елизаветой поговорю, чтобы на сестру повлияла. Езжай, благословляю.

Чуть подумал и добавил:

– И чтобы больше никаких бутафорских княгинь. Даже ко двору не приводи. Езжай, Ники, ты должен успеть.

Он успел, но только сделать предложение.

Юлия, слушая рассказ сестры о необычном дне рождения наследника, только головой качала:

– Маля, она теперь тебя со света сживет.

– Кто?

– Государыня. И никакой твой Ники не спасет.

Матильда только беззаботно отмахнулась.

Едва ли Мария Федоровна стала бы заниматься балериной, не тот уровень, к тому же Николай действительно отправлялся в Кобург на свадьбу герцога Гессенского Эрнста, брата Аликс, и Виктории Саксен-Кобург-Готской, племянницы Александра III. Прекрасный повод для встречи и сватовства.

Все знали, что Алиса не хотела переходить в православие, не убеждал даже пример старшей сестры, совершившей это добровольно. Но если от Эллы-Елизаветы как от великой княгини такого не требовали, то для будущей императрицы переход был обязателен.