Людовик и маркиз Блейкни удалились, и Минерва попросила сэра Чарлза представить ее австрийскому посланнику. Блейк может считать, что благодаря своим семейным связям получил перед ней преимущество. Но и у нее имелись некоторые возможности, отчасти благодаря превосходному владению немецким. Пока ее супруг общается с королем в окружении самых ярых роялистов, она познакомится с теми, кто поддерживает контакт со вдовой Наполеона и его сыном.

— Желаю приятно провести время! — Минерва помахала рукой, не поднимаясь из своего кресла в гостиной, где, как обычно, сидела, внимательно изучая утреннюю газету. — Не могу представить более скучного занятия, чем осмотр полуразвалившейся конюшни.

— Такой эпитет мало подходит сооружению, способному вместить двести пятьдесят лошадей и пять сотен собак. Мне жаль, что эта экскурсия устраивается исключительно для джентльменов. Вам такой променад непременно доставил бы удовольствие.

— Вероятно, вы принимаете меня за мою матушку.

— Ни в коем случае.

— Ступайте уже! — сказала она, шутливым жестом прогоняя его. — Ступайте и ведите свои мужские разговоры с господами из окружения графа Артуа, а я тем временем испробую другие подходы.

Она выглядела восхитительно самодовольной и, несомненно, предвкушала победу. Мгновение Блейк колебался. Когда герцог Монтильо предложил совершить прогулку в Шантильи, Блейк обрадовался. И не только потому, что само название конюшни сулило зрелище, не способное оставить равнодушным любого любителя лошадей. Но и потому, что в окружении Артуа — завзятого лошадника — маркиз мог наладить контакт с серьезными конезаводчиками.

Минерве предстояло два дня провести в одиночестве, и Блейку пришло в голову, что она уже, возможно, жалеет, что согласилась отпустить мужа в эту поездку. Их парижский вояж никак не походил на свадебное путешествие в медовый месяц. Каждый вечер, покидая жену после ужина, он испытывал угрызения совести. Завтра он предпримет попытку улучшить отношения с женой, но основное внимание все же уделит той задаче, которую ему необходимо выполнить. Будет чертовски приятно, если ему удастся выиграть их маленькое состязание. И это, несомненно, произведет впечатление на Минерву. К его собственному удивлению, Блейку вдруг нестерпимо захотелось, чтобы жена перестала считать его ограниченным и никчемным человеком.

Повинуясь безотчетному порыву, он подошел к Минерве, забрал у нее газету и поцеловал жену в щеку.

— Вернусь завтра к обеду. Потом мы можем покататься.

Минерва была убеждена, что у ее мужа есть какая-то тайна. В Тронном зале Тюильри, знакомясь с титулованными особами австрийского дипломатического корпуса, она исподтишка наблюдала за Блейком, наконец освободившимся от монаршего внимания. Он стоял в окружении нескольких джентльменов, поддерживая довольно непринужденный разговор, который вовсе не походил на обмен вымученными фразами на малознакомом языке. Впрочем, на этот прием в основном были приглашены дипломаты, так что, по всей вероятности, новые знакомые Блейка владели английским.

Теперь в компании французов он уехал на целые сутки. Сказал, что собирается купить лошадей, а подобное мероприятие требовало немалых знаний. В таком случае Блейк должен был испытывать определенную неуверенность, ведь незнание языка довольно серьезная помеха в ведении деловых переговоров. А если он все же говорит по-французски, зачем скрывает это от нее?

Услышав, как стукнула входная дверь, Минерва неспешно прошла в его комнату. В апартаментах не предусматривалось гардеробных, но ее спальня была настолько большой, что в ней хватило места для большого, изысканно украшенного шкафа, солидного комода, а также туалетного столика. На стенах спальни, как и во всем доме, висело множество зеркал.

Высокие окна комнаты Блейка выходили в маленький садик, разбитый за особняком. Помещение было чуть меньше ее спальни, хотя кровать казалась больше и выглядела гораздо опрятнее. Горничная Минервы, похоже, оставила попытки привести в порядок книги и газеты, которые, словно опадающие листья, ежедневно покрывали пол ее спальни. Зато комната Блейка казалась идеально чистой, почти необитаемой. Единственная книга лежала на столике у постели рядом с кувшином для воды и стеклянным графином с вином. Еще издали она узнала красный кожаный переплет. Эта книжка была ее свадебным подарком.

Минерва несколько секунд держала книгу в руках, обрадовавшись, что Блейк держит ее подле себя. Хотя почему бы и нет? «Боксиапа» Эгана доставит удовольствие любому джентльмену, неравнодушному к спорту. Книжка раскрылась на месте, заложенном белой ленточкой-закладкой. Блейк прочитал лишь две страницы, и этот томик был единственным чтивом в комнате. Неужели он вообще не читает газет? Даже ее матушка просматривала результаты скачек.

На прикроватной тумбочке лежала пара щеток для волос, украшенных серебром. С решительностью, которая позволяла ей читать жизнь братьев, как открытую книгу, Минерва открыла ящики и исследовала их содержимое, обнаружив массу всевозможных мелочей, так необходимых джентльмену, следящему за модой: запонки, цепочки для карманных часов, носовые платки и тому подобное. Ничего необычного или обличающего.

Привлеченная замысловатым серебряным с лазуритом узором, она взяла в руки изящную коробочку, видимо, предназначавшуюся для хранения визитных карточек, и обнаружила листок — засунутое под шкатулку письмо. Она машинально развернула листок и тотчас остановилась.

Что она делает? Одно дело осматриваться в комнате и разглядывать то, что выставлено напоказ. Заглядывать в ящики — более нескромное занятие, и теперь она чувствовала себя виноватой. Блейк ведь не ее брат. А уж читать личное письмо без разрешения… На такое она не решилась бы даже со Стефаном. Она быстро свернула листок и положила его на место, успев заметить, что написано послание печатными буквами, словно было адресовано ребенку, который лишь недавно научился читать. Это открытие позволило Минерве избавиться от напряжения, незаметно охватившего ее. Вряд ли это было любовное письмо, коль скоро его написали таким детским почерком.

Она уже собиралась задвинуть ящик и перестать совать свой нос в чужие дела, как вдруг у задней стенки заметила большой плоский футляр. Содержимое футляра заставило ее ахнуть. Даже женщина, проявлявшая так мало интереса к драгоценностям, как Минерва, не могла не восхититься изысканным изумрудным ожерельем.

Она мысленно вернулась в тот день, когда Себастьян с возмущением поведал историю о Блейке, его любовнице и рубинах. Минерва прикусила губу, с неожиданным для нее самой сожалением предположив, будто изумрудное ожерелье предназначено той же женщине.

Однако оно почему-то здесь. И она тоже здесь, в Париже, вместе с Блейком, где уже нет мадемуазель Дезире де Бонамур.

Селия Комптон, надежный источник сведений, о которых приличным дамам даже представления иметь не следует, рассказывала Минерве, что джентльмены часто делают своим любовницам дорогие прощальные подарки. Возможно, те рубиновые браслеты были именно таким подарком.

Она коснулась своей щеки, той которую Блейк поцеловал на прощание. Щека была прохладной на ощупь, но буквально горела в ее воображении.