Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор говорил тихо, словно они находились в церкви или на похоронах, и он боялся разбудить мертвых.
– Если верить фотографиям, в то время дорога была в худшем состоянии, тут попадалось много рытвин, – заговорила Лусия. – Ее не содержали так хорошо, как сейчас. И не было металлического ограждения, а шоссе от обрыва отделяли только бетонные тумбы. – Сосредоточившись, она сделала несколько шагов вперед и показала рукой: – Грузовик стоял вон там, где сейчас машина.
В ущелье не переставая дул ветер. Он резко сменил направление и теперь больно щипал их за щеки. Здесь Лусия мерзла гораздо больше, чем в Мадриде, и ее начало познабливать. Она сделала несколько шагов.
– И стрелок, несомненно, находился там, метрах в четырех перед грузовиком. Возможно, он подал им знак остановиться, а потом достал оружие и выстрелил сквозь лобовое стекло. Выстрелов было два. Прямо в голову. Хороший стрелок, даже если учитывать близкое расстояние.
– Стрелок? Мужчина?
– Статистика утверждает, что женщины, способные стрелять с такой точностью, попадаются крайне редко.
– Как думаешь, откуда он вышел? – спросил Саломон. – Должно быть, он приехал на машине, потому что хорошо знал местность.
– Да, он был явно местный.
– Возможно. Или он часто здесь бывал… Следы?
– Абсолютно никаких. Вдобавок все смыло дождем. Убийца испарился. Улетучился. Словно его и вовсе не было. Точно так же исчез и мальчик.
У нее было достаточно времени, чтобы изучить негативы снимков, сделанных во время расследования в Барбастро. Она их просмотрела: и пустой грузовичок, и две фигуры на обочине, между грузовичком и лощиной. Женщина с обнаженной грудью сидела на земле, прислонившись к бетонной тумбе и раскинув ноги, а мужчина, наклонившись, стоял на коленях между ее ног и обнимал ее за талию.
– Картина… – задумчиво повторила Лусия, вспомнив, что рассказывал ей Саломон по дороге. – Но что за картина?
С темного неба вдруг повалил крупный пушистый снег, закружившись вокруг них. Из-за холода даже в теплой одежде стало неуютно. Лусия почувствовала, что зубы у нее начали выбивать дробь, и застегнула парку. Они замолчали, словно собираясь с мыслями.
Вокруг не было слышно никаких звуков, кроме завываний ветра в стенах ущелья.
– Давай доедем до деревни, – сказала она наконец, – а сюда заедем позже.
– Да, – отозвался Саломон, подходя к машине; с его посиневших губ срывались облачка пара. – Здесь дьявольски холодно.
Лусия не отважилась сказать, что определение «дьявольское» уже присвоено этому месту.
25
Вторая половина субботы
От выезда из последнего туннеля дорога пошла над искусственным озером, на три четверти пересохшим. Огромное пространство, заполненное грязью, отделяло его берега, заросшие лиственницами и облетевшими деревьями, от серой застойной воды, где в середине отражались серые же облака.
– Летом озеро наверняка заполнено водой, а зеленые берега очень хороши, – сказала Лусия. – Судя по рассказам того времени, в жаркую погоду много народу приезжали сюда на выходные купаться, кататься на водных лыжах и байдарках. Эта погибшая пара рассчитывала провести выходные на берегу озера, и отец привез их туда. Может, убийца впервые увидел их здесь и примерился…
– Счастливая семья… – отозвался Саломон.
– Да, такая же, как в Сеговии, как в Бенальмадене…
– А есть кто-нибудь, кто занимался этим делом?
– Один из двух сотрудников Гражданской гвардии, кто первым приехал на место преступления. Он сейчас уже на пенсии.
– А второй? – спросил Саломон.
– Второй покончил с собой.
– Покончил с собой?
– Его нашли повесившимся в собственном доме. Через несколько месяцев после убийства.
– И ты думаешь, эти события как-то связаны между собой?
– Мы с тобой для того сюда и поехали, чтобы это выяснить, – ответила Лусия, не отрывая глаз от дороги.
Километров через десять, когда они поднялись, лавируя между деревьями, вдоль русла реки и миновали два скальных выступа, сформировавших что-то вроде естественного портала, впереди показался городок.
Граус. 3300 жителей.
Перед ними открылась перспектива широкой, длинной улицы, где соль, рассыпанная по заледеневшей проезжей части, превратила снег и лед в сероватую жижу. Справа от них вдоль берега тянулся променад, а слева над белыми крышами и улицами города возвышалась огромная мрачная скала, к которой прислонился монументальный кафедральный собор. Скалу венчала большая статуя распятого Христа, напомнившая Лусии совсем другую фигуру.
Здесь царила атмосфера, которая сразу же показалась ей чуть-чуть отравленной, несомненно, потому, что хорошо она чувствовала себя только в большом городе.
Они въехали в городок, где проезжая часть улиц была выскоблена до асфальта, зато тротуары тонули в сугробах, оставленных снегоуборочными машинами. Следуя указаниям GPS-навигатора, колесили между рядами балконов и витрин магазинов, пока не выехали на круглую площадь. От площади повернули направо вдоль на удивление современного фасада отеля из стекла и бетона, выкрашенного в красный цвет, переехали реку, вздувшуюся волнами, и, проехав еще метров восемьсот, очутились перед казармой Гражданской гвардии.
Современное кирпичное здание в четыре этажа располагалось за пределами городка. Приглядевшись, Лусия поняла, что все кабинеты находятся на первом этаже, а остальные три занимают жилые помещения для сотрудников и их семей.
Она пыталась догадаться, что за люди получают сюда назначение. Наверное, либо юнцы прямо со школьной скамьи, которые мнят себя ковбоями, либо старики в ожидании пенсии. Как только они въехали в небольшие ворота, на крыльце появился гвардеец в черно-зеленой форме. Лусия предъявила удостоверение.
– Мне бы хотелось повидать капитана Бустаманте, – сказал она. – Со мной прибыл профессор Борхес, криминолог из Университета Саламанки.
– Бустаманте – это я, – приветствовал ее офицер, пожимая ей руку и улыбаясь. – ЦОП в наших краях – большая редкость.
Когда Лусия позвонила ему, он, казалось, был удивлен, что через столько лет в Мадриде заинтересовались «происшествием возле туннелей». О том, что дело поднято по ее личной инициативе, она говорить не стала.
Бустаманте относился ко второй категории: к тем, кто в спокойном, тихом месте дослуживал последние годы до пенсии. На вид Лусия дала бы ему лет сорок пять, но его старили «гусиные лапки» возле глаз, глубокие морщины на лбу и борода, совсем не по уставу занимавшая пол-лица. И был в его взгляде какой-то тусклый блеск – явный признак того, что ему приходилось служить и в других местах назначения, гораздо более трудных, и эта служба не прошла бесследно.
– Пойдемте, – сказал капитан.
Пока он вел их по коридору, по дороге им попался очень высокий и очень худой человек в наручниках в