— Конечно. Я как-то в новом свете всё это увидел. Жуть полная.

Милана смотрела на меня, кусая губы. Потом сказала:

— Ты меня напугал. Правда. Я решила… — она махнула рукой и замолчала.

— А это что за мороженое? — спросил я, указывая на последний шарик.

Она попробовала.

— Не пойму. Дать кусочек?

— Спрашиваешь! — сказал я.

Мороженое было зелёное, в детстве я часто ел такое в Италии. Ну что поделать, рос в обеспеченной семьей…

— Да это же фисташки, — сказал я. — Классика.

— Точно. Фисташки! Гляди, тут даже кусочки орехов есть…

Я заказал кофе — Милана любила его не меньше, чем я. К кофе нам принесли маленькую порцию «комплимента от шефа».

Комплимент был крошечным фиолетовым шариком мороженого.

Милана сказала, что у неё больше нет ни сил, ни свободного места в желудке.

Я съел мороженое. Кисло-сладкий вкус черники и запах лаванды… мне понравилось.

На самом деле Милана была замечательная. А бывший её — полный придурок, раз ухитрился с ней поссориться и вот уже три дня как не пытался помириться. Она была красивая, умная и весёлая. Очень лёгкая в общении. Совершенно откровенная, словно считает нечестным скрывать свои мысли.

Вот только её глаза не мерцают сиреневым…

А ещё я знал, что у неё всё будет хорошо. Непременно, потому что таких девчонок мало.

У Дарины — нет.

Почему мы, люди, такие странные? Представляю, с каким удивлением смотрят на нас с небес Инсеки…

Глава вторая

За восемь лет после Перемены появилось множество «специалистов» по Инсекам, Продавцам и Изменённым. Были целые институты, были кафедры, были научные центры. Наверняка существовали и такие учреждения, про которые обычным людям слышать не полагается.

Беда в том, что большинство этих «специалистов» были именно в кавычках. Обнищавшие государства (Перемена коснулась всех, и Штаты, и Швейцарию, и Китай) много чего урезали, прежде всего военные программы, но вот на изучение пришельцев деньги выделялись щедро. Так что все, кто хоть как-то смог, прилепились к этим бюджетам. Удивительные порой бывали метаморфозы. Бывший яростный оппозиционер начинает обожать власть и ругать Инсеков (что столь же прибыльно, но куда безопаснее). Серьёзный математик вдруг выдвигает теорию марсианского (нет, только подумайте, марсианского!) происхождения пришельцев и получает под это целый институт. Доктор, годами пропагандирующий с телеэкрана здоровый образ жизни, вдруг заявляет, что никотин защищает сознание от излучения Комков, и ему организуют центр по изучению полезных свойств табака. Солидный писатель, который раньше выпекал тома про особый путь русского народа и возвращение к языческим богам, возглавляет политическую партию «За Свободную Вселенную» и начинает агитировать за всеобщее Изменение — дескать, когда мы все изменимся, то вступим в ряды галактического братства.

Как по мне, всё это были либо тихие психи, либо хитрые клоуны.

Наверняка среди них есть и настоящие учёные, знающие кое-что серьёзное. Но как их найти? И как разговорить?

Попросить Лихачёва о помощи? Он, как я понял, и сам в теме, и выход на таких людей имеет. Но он сразу сообразит, что тут речь не о поступлении в институт. И делиться информацией не станет. В лучшем случае скажет: «Закончи вуз, приходи к нам работать, лет через десять сам всё узнаешь».

А у меня нет десяти лет.

Хорошо, если десять дней найдётся.

Я должен понять, кто и зачем послал в Гнездо шестилапого монстра. И сделать так, чтобы нового визита не случилось…

Милана ушла, она отправилась в свою общагу, на улицу Шверника. Толком ничего не объяснила, хотя могла бы соврать что-нибудь невинное: «одежду поменять», «цветочки на окне полить», «с подружкой поболтать».

Но она явно не любила и не умела врать.

Ничьей вины нет в случившейся размолвке. Милана сама завела разговор о Гнезде, я не мог не подумать о Дарине, а она оказалась слишком умна и это поняла. Из кафе мы вернулись вдвоём, но с нами будто был кто-то третий… третья.

И Милана сделала самый правильный выбор — оставила меня наедине с призраком.

Я немного позанимался на тренажёрах, без всякого энтузиазма. Принял душ. Постоял у окна, глядя на кольцо в тёмном вечернем небе. Если честно… Луна была красивая, но кольцо даже динамичнее и таинственнее. Разогрел и слопал рацион из Комка. В них сублимированная пища вроде той, что раньше делали для космонавтов, это сытно и даже вкусно, только никогда не угадаешь, что именно в пакете, пока не зальёшь кипятком. Мне в этот раз попалось гороховое пюре с говядиной, русский борщ и ананасовый сок.

Потом порылся на полке, где стоял десяток книг об Инсеках, понял, что все уже читал или пролистывал, и ответа не найду. Посмотрел подборку книг на компе. Там нашлось кое-что новенькое, оставшееся с последнего обновления, но вскоре я убедился, что ничего полезного нет.

Эх, был бы интернет!

Ну чем он вам помешал, а, пришельцы? Народ бы срался в чатиках, постил фоточки с котиками, ну и что? У вояк и полиции всё равно остались локальные рабочие сетки, они не запрещены. Да и что вам наши вояки и наши сети — вы можете из экрана вылезти в виде говорящей голограммы!

Я даже подумал, что надо позвонить в книжный и заказать подборку свежих книг о Перемене и пришельцах. Выйдет недёшево, но через час-другой курьер привезёт флэшку.

Вот только это будет такой же порожняк, как имеющийся у меня. С тем же успехом можно почитать фэнтези или любовный роман об Инсеках.

В дверь позвонили, и я недоумённо оторвал взгляд от компа.

Милана решила вернуться?

Или…

Я вскочил, быстро огляделся, не валяются ли где-то женские вещи. Пригладил волосы. Быстро подошёл к двери, открыл.

Это был папа.

— Привет, — сказал я, пытаясь скрыть разочарование. Кажется, неудачно.

— Привет, сын. Ты один?

— Один, конечно. Заходи, пап.

Отец был в домашнем — старых джинсах, футболке, тапочках. Он вошёл, пошаркал ногами о коврик. Сказал:

— А то консьерж говорил, к тебе девушка заходит…

— Её нет сейчас, — сказал я. — И это не та девушка, если тебе интересно.

Отец махнул рукой:

— Та, не та… Ты большой мальчик… Мать послала спросить, у тебя молока случайно не найдётся? Хочет утром сварить кашу.

— Найдётся, — сказал я. — Есть порошок, есть сгущённое, есть «долгоиграющее».

— Да какого не жалко.

— Можно будет на тарелку каши зайти?

Отец явно обрадовался.