14. Рука мастера

Лицо у Тигра – бледное и напряженное. Песня смолкает, и повисает тишина. Все глаза направлены на Орсо.

Он широко улыбается и поднимает руки.

– Ну что же вы, откуда такая печаль? Я думал, мы будем праздновать мое возвращение.

Опять слышится музыка. Толпа Призраков, Игроков и Воров поет под звуки старого пианино.

Рядом с Орсо появляется Волк с кубком вина. Все вдруг начинают смеяться и болтать. Гиены спускаются со своих мест в верхних рядах, насильно хватают себе партнеров и кружат их в своих безумных танцах.

Этти поднимает на меня глаза. Она перестала дрожать.

– Я теперь в безопасности, правда?

– Да, – говорю я. – Теперь они не могут причинить тебе вреда.

И теоретически это правда. Теперь ее защищает Закон. Но Тигр смотрит на Этти голодными, суровыми глазами. Он никогда не славился особым уважением к Закону.

Томасис перехватывает мой взгляд. По легкому движению его головы я понимаю, что он хочет со мной поговорить. Выбираюсь из толпы Призраков и подхожу к нему с виновато опущенной головой. Он наклоняет голову и проницательным взглядом изучает мое лицо. Цепи и ожерелья на его шее сверкают в свете свечей.

Он начинает говорить, так тихо, что только я способна услышать его слова.

– Справедливость как огонь прожигает тебя до костей. Закон тяжким бременем лежит у тебя на сердце. – Он протягивает ко мне твердую руку и проводит пальцем по краю моего лица, по щеке и за ухом, остановившись на метке нашей гильдии на шее. – В свое время ты станешь хорошей баронессой Воров.

Я вздрагиваю, испугавшись его слов. Я не хочу быть баронессой, Томасис – барон моей гильдии, мой Отец при Дворе чудес. Думать о чем-то другом просто кощунственно.

– Я не всегда буду рядом, Котенок, – говорит он, будто прочитав мои мысли. Его глаза удивленно сверкают при виде выражения моего лица.

Я даже подумать не могу о том, что означают его слова. Невозможно представить себе мир без Томасиса. Невообразимо, чтобы однажды его подкосили старость или тяжелый недуг. Я не смогу смотреть на то, как другие руки снимают с его шеи все эти украшения и надевают их на чью-то чужую, на шею нового барона гильдии Воров. Я точно не смогу этого сделать.

– Барон гильдии делает все возможное, чтобы защитить своих чад, – ласково говорит Томасис. – Но барон гильдии, кроме того, мудро выбирает себе врагов. – Он смотрит поверх голов на Тигра, который все еще, будто окаменев, сидит за Высоким столом, не спуская глаз с Орсо и Этти. – Есть вещи, от которых даже я не могу тебя защитить.

Он протягивает руку, я беру ее в свои и целую костяшки его пальцев. Достаю жестяную кружку, которую «спасла» из Шатле, и подаю ему. Он хмурится, рассматривая помятую жестянку, в недоумении приподнимает бровь, а затем переворачивает кружку и рассматривает дно. Потом замечает слова, выгравированные на дне кружки – «Большой Шатле» – и начинает смеяться.

Мы смотрим на танцующих до поздней ночи. Музыканты играют наши любимые песни, и все гильдии присоединяются к хору поющих, а я решительно отказываюсь разъяснять для Этти слова. Стараюсь унять поднимающееся внутри беспокойство. Стараюсь не думать о том, что будет завтра. Здесь я окружена братьями. Завтрашний день пусть подождет.

Всю ночь разнообразные знакомые кивают мне в знак признательности за то, что я совершила. Господин Жорж снимает передо мной шляпу и предлагает обучить танцам знати. Пытаюсь усмирить сильно бьющееся сердце: один из Чудесных Двора чудес сейчас снизошел до того, чтобы заговорить со мной. Феми требует рассказать ему, как я это сделала, а весь зал вокруг нас гудит рассказами о том, как самая юная Кошка гильдии Воров вызволила Мертвого барона из Шатле.

Делаю вид, что не слышу их, и стараюсь не слишком сиять. Но на самом деле просто лопаюсь от гордости. Слава для Отверженных – как хлеб с маслом. Борюсь с желанием всматриваться в длинные тени, туда, где мог притаиться небезызвестный Мастер ножей. Изо всех сил пытаюсь не придавать значения тому, что он сейчас обо мне думает.

Вино передают по кругу; кубок приходит к нам от Волка. Мы поднимаем его, произнося особый тост Двора: «Идите сюда, братья и сестры, давайте забудем обо всем». Вино такое крепкое, что на меня накатывает волна жара, тепло и головокружение разливаются по всему телу. Этти делает один глоток и закашливается.

– Привыкнешь, – усмехаюсь я.

Этти теперь в безопасности. Насколько это вообще возможно. Но лицо Тенардье не обещает ничего хорошего. А когда он пьян, то становится бешеным и неуправляемым, кулаки сами сжимаются, чтобы ударить что-то или кого-то. Делаю большой глоток вина – для храбрости и чтобы успокоиться.

За несколько часов до рассвета музыка стихает, а певцы переходят к балладам и грустным любовным песням. Весь зал будто опьянел от смеха и плясок Отверженных.

Орсо поднимается со своего места, и все Призраки поднимаются вместе с ним. Я тоже встаю и помогаю встать Этти.

– Пора уходить, дети, – говорит он.

Мы вместе выходим из театра, снова пробираемся через заброшенные дома. Я останавливаюсь, а Этти продолжает идти вперед без меня, не замечая, что меня уже нет рядом. Потом она удивленно оборачивается.

– Пойдем, – говорит Этти.

– Не могу, – отвечаю я как можно ласковее.

– Как это? – Она видит, что я настроена решительно, и у нее начинают дрожать губы. – Ты не можешь оставить меня, Нина. – Она говорит тихо и испуганно. Бросает взгляд на Призраков. – Ты не можешь оставить меня с ними.

У меня нет выбора. С ними она в безопасности.

– Нина.

Я беру ее за руку.

– Это ненадолго.

– Нина, не уходи. Останься со мной, останься с нами!

– Я Вор, – отвечаю я, – а не Призрак.

– Ты говорила, что… что теперь мы будем присматривать друг за другом! – Ее слова звучат для меня как пощечина.

– Этти… – начинаю я, но она бросает мою руку и отступает.

– Ты лгунья, – у нее по лицу текут слезы, – ты как maman! Она сказала, что придет за мной, и не пришла. Оставила меня там, с тобой.

Весь страх и вся злость Этти выплескиваются наружу.

– А теперь и ты оставляешь меня!

– Я вернусь, клянусь тебе, – произношу я обещание, которое не могу сдержать.

Этти не берет протянутую руку. Она даже не смотрит на меня. Отступает к серым теням Призраков, но я успеваю заметить выражение ее лица. Сейчас она меня ненавидит.

Ненависть – это хорошо. Это значит, она еще