и наталкиваюсь на целый десяток жандармов. Указываю пальцем на человека у себя за спиной и завожу самым слезливым голосом:

– Вон он! Один из преступников. Mon Dieu[12], он, наверное, сбежал через уборную, от него так несет! Он схватил меня и пытался перерезать горло!

Выяснив причину ужасного запаха, жандармы подбегают к Сен-Жюсту. Он уже сумел встать на ноги и теперь все еще старается натянуть на себя арестантскую робу, которую я ему всучила; со стороны он может выглядеть как преступник, пытающийся избавиться от тюремной одежды.

– Попался! – радостно кудахчет один из стражей, а я незаметно исчезаю в боковой улочке и взбираюсь на стену. Через несколько секунд добираюсь до крыши и прячусь в тени одного из скатов.

То, что происходит сейчас внизу, ни за что не удалось бы при свете дня: жандармы увидели бы гладко выбритые щеки Сен-Жюста и свежую, хоть и измятую, одежду. Но в темноте, даже и при свете фонаря, все это становится незаметно, слишком уж сильно часовые хотят поймать хоть кого-то из беглецов.

– Руки вверх, встать на колени! – рычат они.

Лицо Сен-Жюста красноречиво выражает его эмоции: на нем постепенно проявляется понимание, а вслед за ним – полное осознание происходящего, гнев и что-то еще. Он смотрит за спины жандармов, со сверкающими глазами выискивает меня среди крыш.

– Вы ошибаетесь, – говорит он голосом, слабым от долгих часов, проведенных в плену.

– Молчать!

– Я не заключенный. Мое имя Анжольрас Сен-Жюст.

– Сен-Жюст? – Часовой на миг замирает. – Бестолковый какой-то попался. Ты разве не знаешь, что все Сен-Жюсты мертвы?

Часовой говорит ужасную правду. Все Мараты, Робеспьеры, Дантоны, Мирабо и Демулены, каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок, носящие одну из этих фамилий, были отправлены танцевать жуткий последний танец на Монфоконе, где их изуродованные останки до сих пор висят для устрашения публики.

В глазах Сен-Жюста появляется непривычный стальной блеск, а челюсти крепко сжимаются, когда он отвечает:

– Я знаю.

Часовой фыркает: он не может понять, как реагировать на эти слова, но у него еще много работы.

– Кажется, я скорее стал бы заключенным в Шатле, чем согласился носить имя Сен-Жюста в этом городе, – качает головой жандарм, пока остальные тащат за собой Сен-Жюста.

Проходя мимо, Сен-Жюст поднимает голову и всматривается во мрак, в котором я затаилась. Уверена, что он не видит меня, но все-таки чувствую, как обжигает его взгляд. Я сглатываю, пристыженная. Они не станут долго держать его в тюрьме, выпустят, как только поймут, что он не сбежавший преступник. Самое худшее, что они могут сделать, – это побить его, выместить на нем зло, но и это гораздо лучше, чем окончить свои дни в котле у Призраков. Он и правда должен быть мне благодарен.

Я тоже покидаю это место и делаю вид, будто меня ни капли не беспокоит, что я не чувствую на себе его теплого взгляда, когда спускаюсь в тень, под мост. Там меня ждут Призраки и Этти.

Мы карабкаемся ко входу в подземелье, закрываем за собой железную дверь и бежим вниз по туннелям, изо всех сил надеясь, что все прошло согласно плану.

* * *

Когда я, прихрамывая, вхожу в Зал Мертвых, первые слова Волка, обращенные ко мне, – это благородное предложение пойти помыться. Когда даже Призрак отправляет тебя мыться, это значит, что от тебя действительно дурно пахнет.

Гаврош ведет меня к купальне с серной водой, от которой исходит пар. Этти присаживается рядом со мной и сообщает, что это любимая купальня Орсо. Лучше бы я этого не знала.

Я вытерлась насухо, так что кожа стала чистой и гладкой, и одеваюсь в пыльный серый плащ Призрака. Выхожу из купальни и слышу громкие крики. Бегу в Зал Мертвых, сжав в руке нож; Этти еле поспевает за мной. Но оказавшись на месте, вижу, как Орсо въезжает в зал верхом на коне, будто сказочный герой. Призраки приветствуют его радостными возгласами и общим ликованием, бросаются к нему, норовя обнять, и вконец пугают краденую лошадь.

На Орсо по-прежнему жандармский мундир, на шее – шарф, скрывающий лицо, шляпа надвинута низко на глаза. Он спешивается, и его тут же поглощает серая волна: одни хватают его за ноги, другие стараются дотянуться до рук или лица. Он смеется и оглядывается по сторонам. Заметив меня, громогласно объявляет:

– Дети мои, встречайте мою спасительницу!

Он наклоняет голову в мою сторону. Я хмурюсь и отступаю, когда Призраки лезут ко мне; стараюсь отбиться от них, но без толку. Они трогают мое лицо своими пыльными пальцами, шепчут слова благодарности. Орсо приходится громогласно приказать им, чтобы оставили меня в покое, а Этти хихикает, глядя на меня.

Расправляю одежду и поворачиваюсь к Орсо.

– Монсеньор! – говорю я и кланяюсь. Этти повторяет за мной. Она быстро научилась вести себя правильно.

Орсо замечает Этти. Прищуривается, подходит ближе и рассматривает ее. Приподнимает ее лицо и смотрит в глаза.

– Неудивительно, что он хочет забрать тебя, – заключает Орсо. – Ты такая хорошенькая.

Он перехватывает мой взгляд.

– Не злись так сильно, Котенок, – со смехом говорит он. – Я не буду ее уродовать. Это личико принесет нам гораздо больше пользы нетронутым. Она станет бриллиантом в нашей короне. Юная Госпожа Призраков. Я дам твоей подруге метку нашей гильдии и этим отплачу тебе свой долг.

Кажется, будто обвиняющий взгляд Сен-Жюста все еще прожигает мне кожу.

– Месье, есть еще юноша, который зовется Сен-Жюстом.

Услышав имя, Мертвый барон замирает; он внимательно смотрит на меня.

– Отец, он сказал, что ты позвал его в Дом нашей гильдии, – говорит Волк тоном, по которому ясно – он вовсе не верит в правдивость этих слов. – Что ты послал ему приглашение с Серым Братом.

– Они собирались съесть его! – пищит Этти.

– И где же этот юноша? – спрашивает Орсо. – Или мои дети уже его съели?

Я откашливаюсь.

– Он в Шатле. Он… м-м-м… вызвался помочь в вашем спасении, устроил отвлекающий маневр. Они не станут держать его долго. Поймут, что он не заключенный, ведь он настойчиво продолжает сообщать всем и каждому свое имя.

Мертвый барон задумчиво чешет шелушащуюся щеку. Я стараюсь не смотреть.

– Ну, если он продолжит в том же духе, то долго не проживет, – заключает он.

Орсо поворачивается к Волку.

– В какой-то момент они его освободят. Отправь кого-нибудь из братьев, пусть поджидают его там.

У меня сжимается сердце, но я ничего не могу поделать. Сен-Жюст узнал местоположение гильдии Попрошаек, и его дни сочтены. И все-таки он спас меня от Хищников. Конечно, я в ответ спасла