И это не всегда было хорошо.

Наш график оставался неизменным. В зависимости от расстояния, мы выезжали в четверг или в пятницу утром и возвращались домой вечером в воскресенье или утром в понедельник. И раз в два месяца мы уезжали на целую неделю или на десять дней. Я привык к дороге, и в Юте, Вайоминге, Небраске, Канзасе, Техасе, Нью-Мексико и Колорадо осталось мало мест, которых я не видел. Хотя отец знал, куда он направляется, и мог добраться туда с закрытыми глазами, он предоставил мне право быть штурманом. Это означало, что я научился читать карты и постоянно занимался этим во время наших переездов. Это доводило мою учительницу по географии до белого каления, потому что я отсутствовал на уроках большую часть первой четверти и все равно получал высшие баллы по этому предмету. Она еще больше оскорбилась, когда я правильно ответил на все экзаменационные вопросы, включая два дополнительных.

Отец беседовал с моими учителями, которые были более чем раздосадованы моими регулярными отлучками, но они не могли оспорить результаты моей работы или дисциплину. Отец щелкал хлыстом, и пока они с Биг-Бигом по очереди вели машину, я занимался уроками.

Или что-то вроде того.

Пока отец и Биг-Биг сидели впереди, мы с Джимми растягивались на заднем сиденье. Бывали дни, когда я играл по двенадцать часов без перерыва. Бывали продленные четырехдневные уик-энды, когда я в общей сложности играл по сорок часов. Отец с Биг-Бигом находили коротковолновые радиостанции с евангельской музыкой или блюграссом, и я подыгрывал на гитаре. По мере того как проходили месяцы и годы, мне достаточно было услышать первые несколько нот, и я уже знал тональность мелодии и ее дальнейшее развитие. Мой слух был так настроен, что я мог мысленно проигрывать музыку, замедлять ее и слышать отдельные ноты и аккорды на гитаре. Когда отец слышал, как я исполняю довольно сложную мелодию на заднем сиденье, он говорил: «Хорошо, а теперь попробуй исполнить то же самое на Коротышке». Тогда я не понимал этого, но отец предлагал мне выражать и акцентировать разные эмоции в одной мелодии. Он учил меня новому языку, музыкальному языку гитары.

По мере развития моих музыкальных способностей я все больше интересовался людьми, исполнявшими музыку, и пытался подражать им. Отец осторожно отвлек меня в сторону от рок-н-ролла. По его словам, все необходимое для себя я мог усвоить из блюза, блюграсса и классической музыки. И, разумеется, из евангелических гимнов.

— Освой эти четыре направления, и каждый в рок-н-ролле захочет оказаться на твоем месте, а не наоборот, — сказал он.

Я бы не сказал, что мой отец придерживался жестких взглядов на что-либо, кроме одного: прослушивания «Гранд Ол’Опри»[44] на ночных радиостанциях, пока мы колесили по стране. Если он сидел за рулем, а там шла соответствующая программа, он всегда слушал. Я познакомился с огромным количеством музыки в стиле кантри. Многие лучшие гитаристы в мире выросли из музыки блюграсс, и большинство из них принимало участие в записях для «Опри». Это означало, что каждый вечер я знакомился с лучшими и наиболее известными композициями. Выучить песни было нетрудно: чаще всего они состояли из трех-четырех аккордов, средней модулирующей части и припева. Я мог услышать мелодию, и мои пальцы воспроизводили ее с точностью до единой ноты. Отец и Биг-Биг переглядывались друг с другом и качали головами.

— Это нечестно, — говорил один.

— Пусть нечестно, зато интересно смотреть, — говорил другой.

Вечерние передачи по четвергам были самыми любимыми, потому что тогда выходили лучшие подборки. Отец никогда не пропускал их. Мы устанавливали посменные графики в соответствии с передачами, которые он называл «Райман-радио». По четвергам играли самые классные музыканты, и некоторые передачи продолжались по два-три часа. Когда особенно великий музыкант исполнял песню или играл мелодию, доступную лишь немногим, отец увеличивал звук и похлопывал по приборной доске.

— Подумай обо всех великих людях, стоявших там, где сейчас стоит этот мальчик. Монро. Скраггс. Уильям. Кэш. Кинг.

Несколько раз, после особенно хорошего концерта, он выключал радио, понимающе кивал и смотрел на меня в зеркало заднего вида.

— Когда-нибудь ты будешь выступать в «Раймане», — говорил он.

— Это верно, — поддакивал Биг-Биг.

Я никогда не мечтал о таких вершинах.

— Вы так думаете?

Долгая пауза. Еще один взгляд.

— И это будет лишь началом.

Как-то летом, после окончания десятого класса, мы возвращались с уик-энда в окрестностях Таоса, и Биг-Биг учил меня виртуозному перебору Роберта Джонсона. Он сказал что-то насчет того, что Джонсон был одним из первых зарегистрированных членов «Клуба 27».

— Что это за «Клуб 27»? — спросил я.

— Музыканты, певцы и авторы песен, умершие в возрасте двадцати семи лет.

Я подумал, что он говорит о какой-то болезни.

— Отчего они умерли?

— Некоторые по глупой случайности, но большинство — от наркотиков или же покончили с собой.

Отец почесал затылок.

— Я никогда этого не понимал. Зачем покидать шоу, чтобы накачаться наркотиками или упиться до смерти? От чего они все убегали? Они же играли музыку. Что в этом страшного?

Отцовская слава продолжала расти. Его фотографии красовались на обложках нескольких региональных журналов и в газетных передовицах. Один заголовок гласил: «Мошенничество или гарантия? Проходимец из бара становится знаменитым проповедником. Слепые видят и хромые ходят, или это дым и зеркала?»

Независимо от мнения людей, от их веры или скепсиса, аудитория увеличивалась. Битком набитые шатры и стоячие места стали нормой. Мы получали приглашения от церквей и пасторов со всей страны. Многие хотели поживиться за счет отца, но у него было два нерушимых правила. Во-первых, он никогда не продавал билеты, поскольку не считал свои выступления развлечением. «За что мы должны брать плату с людей? Почему я должен брать деньги за то, что сам получил бесплатно?» Во-вторых, он никогда не принимал пожертвований. Никогда не передавал блюдо, шляпу и так далее. Это вызывало массу критических замечаний, но отец считал, что если человек хочет что-то дать, он сделает это. Не нужно выкручивать руки. В результате люди не чувствовали, что ими манипулируют, и доверяли отцу.

Несмотря на политику отказа от пожертвований, люди все же давали деньги. Они лично приходили к отцу и вручали ему чек или наличные, и он принимал это. Бензин стоит денег.

Как выяснилось, немало людей были готовы добровольно делиться с отцом. На эти деньги он приобрел две вещи: туристический автобус для нас и восемнадцатиколесную фуру, перевозившую все шатры, стулья, пианино и звуковое оборудование. Потом он стал нанимать водителей и помощников для установки и разборки шатров. Они выезжали заранее, устраивали все необходимое, и мы прибывали к первой службе. Это означало, что отец и Биг-Биг больше отдыхали, поэтому их проповеди стали более длительными.