был немного учащенный, но наполнение хорошее, язык обложной, давление нормальное. Поставил на всякий случай градусник — не подскочила ли еще температура.

— Так, слушайте меня внимательно, — сказал он девушке. — Во-первых, никогда больше не советуйтесь с подружками, иначе вы приобретете токсическую почку и тогда никакой врач не поможет. Во-вторых, завтра сходите в женскую консультацию, объясните все, не скрывая, пусть вас хорошенько посмотрят. Что сейчас? Как можно больше пейте. Тепленький морс, чай. Лучше всего — с лимоном, чтобы пить было приятно.

Девушка послушно кивала головой, потом неожиданно спросила:

— А как… ну, в общем, осталось у меня что-нибудь?

Воронин широко развел руками:

— Здесь, голубушка, меня увольте. Я не гинеколог. Дай бог, чтобы не наломали дров, чтобы не было общего отравления организма. Покажите градусник!

Температура была тридцать семь и четыре; что ж, это уже к лучшему. Воронин попросил Зою оформить запись в книге вызовов и уже собрался уйти, как девушка обратилась к нему.

— Понимаете, мне это очень важно знать. Алевтина Григорьевна… в общем, его мать, меня не любит. Мы с ней даже не разговариваем. Она считает, что Дима мог найти себе другую жену, гораздо лучше, и считает даже, будто это я его опутала. Нет, не думайте, она нам хорошо помогает, вот, квартиру купили эту, а свекор меня на работу устроил, в институт технической эстетики, просто так, с улицы, туда не попадешь. Но она все время Диму против меня настраивает, хочет нас поссорить. И с ребенком ему условие поставила: пока не защитится, чтобы и речи об этом не было. А он даже и в аспирантуру еще не поступил, пытался, да ничего не получилось. И вот я боюсь, если она узнает, что я забеременела, то перестанет нам помогать. А мы решили в этом году в Карелию съездить, хотели купить байдарку… Как вы думаете, помогла мне аскорбинка?

Сергей Иванович не сразу ответил. Исповедь эта его смутила; так всегда бывает, когда незнакомый человек раскрывает перед тобой душу, а ты не знаешь, чем ответить на его доверие. «Мне, наверное, надо было бы родиться в девятнадцатом веке, — думал он, — содержать приход, отпускать грехи. А что? Оказывается, не так это и просто — выслушать человека, понять его, да еще и утешить. Церкви, правда, легче — у нее свои каноны, целый набор, только выбирай из них один, применительно к случаю. А вот нам, медикам… Хотя, — неожиданно возмутился Воронин, — что за чепуху я несу! Словно у нас и забот нет других, как разбираться в душевных переливах больного. Если у тебя такой дурацкий характер да способность попадать в переплеты, не приписывай всего этого другим. Наше дело — лечить, принимать на свет новорожденных, удалять кисту и миндалины, снимать боль. Хотя, — опять принялся он противоречить себе, — мы научились лечить все, кроме рака и вирусного гриппа, а лечить недуги духовные разве легче?»

— Сходите завтра в консультацию, — постарался он ответить как можно мягче, он думал в этот момент совсем о другом. Отчего и в самом деле не родить бы ей, пока молода, здорова? А ведь дотянет до тридцати, а там выкидыши, или поддержание беременности, или, не дай бог, кесарево сечение. И хорошо, если ребенка доносит до девяти месяцев, а то могут быть и преждевременные роды. Сказать ей, что ли, об этом?.. Все есть — здоровье, деньги, квартира, — ну, отчего бы ей не родить? Не то что мы с Ниной начинали — комната четырнадцать метров; на кухне и в ванной пеленки можно было вешать только по ночам, а рано утром — снимали, чтобы не ворчали соседи; если приходилось срочно постирать — сушили прямо в комнате, ходили, пригнув головы. И только недавно, когда Васька уже во второй класс пошел, получили квартиру. А здесь — на всем готовеньком, живи не хочу, и все боятся чего-то. Нет, человеку никак не угодишь: не хватает денег — плохо; много денег — тоже свои проблемы. А в общем-то девчонку жалко, не понимает еще, что всем угодить нельзя. А пока разберется, что к чему, — может, и поздно будет.

— Ну, не вешайте носа, — приободрил он девушку. — Лучше детишек ничего нет на свете. А в Карелию вы еще съездите, ну, на пять лет позже. Зато поедете с дочкой или сыном, представляете, как будет здорово.

Девушка грустно ему улыбнулась, глаза ее сохраняли прежнее выражение: хорошо, мол, вам меня учить, но оказались бы вы на моем месте…

Сергей Иванович махнул напоследок рукой, вышел в коридор и чуть было не столкнулся с парнем, который, судя по всему, стоял у двери.

— Ну, — нетерпеливо спросил тот, — ну, что с ней?

— Ничего страшного. Заставляйте побольше пить, я ей все объяснил, следите за температурой.

— А что будет… — парень сделал многозначительную паузу.

— Я не гинеколог, — резко ответил Сергей Иванович. — Пусть сходит в женскую консультацию.

Парень ему явно не понравился. После разговора с девушкой Воронин уже не мог ничего хорошего думать о мужчине, который не способен отстоять жену перед родителями.

— Я ведь ее отговаривал… — обиженно начал парень. — Есть хороший врач, который делает это очень четко.

— Вам, мужикам, все просто, — вмешалась Зоя.

Воронин хотел было осадить ее, но взглянул на свою помощницу и по возбужденному лицу понял, что в довольно расхожую фразу она вложила какое-то свое, очень личное отношение и готова стоять насмерть, обличая мужчин, поэтому спорить с ней — только подбрасывать в костер поленья. Он решил не углубляться в эту тему и спросил, есть ли в квартире телефон — позвонить в диспетчерскую.

Парень провел его на кухню. Вдоль стены стоял красный гарнитур, явно импортный, но уюта на кухне не чувствовалось. Грязная посуда, какие-то банки — на столе, на подоконнике, в раковине. Сергей Иванович невольно огляделся вокруг, ему почему-то казалось, что в кухне обязательно должна быть целая батарея пустых бутылок.

Услышав бесстрастный, металлический голос диспетчера Риммы, Воронин вспомнил, как долго пришлось к нему привыкать. Он никак не соответствовал облику Риммы: та была худенькой, конопатой и, несмотря на свои тридцать лет, смахивала на Гавроша — мальчишеская фигура, короткая стрижка, резкие движения. И когда Римма разговаривала, в ее интонациях не было