— И что интересного в этом убийстве? Разумеется, я нетвой интерес имею в виду, а интерес Кондратьева. Ведь это он просил тебя имзаняться?

— На самом деле я сама напросилась. Тимур, я тебяникогда ни о чем не спрашиваю, но сейчас…

— Вот и не спрашивай, — сказал он,поднимаясь. — Если не возражаешь, я лягу. Завтра рано вставать.

Однако утром он никуда не поехал. Я проснулась раньше, чемон, и разбудила его, но вовсе не затем, чтобы он отправился по своим делам.Позже выяснилось, что дела того и не стоили.

У воскресенья был лишь один недостаток — оно пролетелослишком быстро. Мы гуляли в лесу, играли в шахматы, я пыталась приготовить торти едва не сожгла дачу, забыв его в духовке. Торт нам доставили из ресторана,зато я смогла без происшествий приготовить обед. Сашка носился как очумелый ибыл совершенно счастлив. Тагаев улыбался, не стараясь проникнуть взглядом в моюдушу.

Мы остались ночевать на даче и в город поехали утром последесяти. Тимур отправился в офис, а я вспомнила про пистолет Шестакова и позвонилаСергееву. Он служил отечеству в родном кабинете, и я поехала к нему, прихвативСашку, который наотрез отказался остаться дома.

Избавившись от пистолета, я устроилась на стуле в кабинетеСергеева, ожидая, чем он порадует девушку. Но он не спешил радовать,перекладывая бумаги, надувал щеки и иногда бурчал что-то нечленораздельное.

— Ну? — не выдержала я.

— Чего «ну»? — удивился Сергеев. — Пушкупроверяют, будет что рассказать, расскажу.

— И это все?

— А тебе что надо? — ахнул он и даже всплеснул руками.

— Завтра двадцать первое, — скромно напомнила я.

— Точно, — ткнув пальцем в календарь, согласилсяон.

Я сложила руки на коленях с видом примерной школьницы идоверчиво улыбнулась. Он еще немного повозился с бумагами, попыхтел,погримасничал, обратил внимание на Сашку, который вылез из моей сумки, ипрошелся по кабинету.

— Он здесь не нагадит?

— Гадят в основном менты по скудоумию, а Сашка песгениальный. Ну, так что у нас завтра?

— Вторник, — охотно ответил Сергеев, закатилглаза, крякнул и заговорил с печалью:

— Если ты по поводу киллера, то, похоже, ничего неготовится.

Я решила, что ослышалась, и спросила:

— У них или у нас?

Сергеев поморщился:

— Нам сказали не лезть. А «костюмы» к делу, судя повсему, интерес не проявили.

— Что так?

— А нет никакого дела, — развел рукамиСергеев. — Есть убийство Геннадия Шестакова, дважды судимого, члена некоймосковской группировки. У него наметились разногласия с товарищами, и он спешнопокинул столицу. Здесь встретился со старыми друзьями, по пьяному делу оказалсяв больнице, где враги обнаружили его и застрелили. Что очень печально само посебе, но неудивительно.

— Это ты сам придумал или подсказал кто?

— У меня и фантазии-то сроду не было, — обиделсяСергеев.

— Значит, это официальная версия?

— Вполне.

— И киллер никому не интересен?

— Какой киллер?'— вытаращил глаза Сергеев. — Ну,болтал что-то в бреду паренек, но ведь даже неизвестно что. Нет показаний, неткиллера. И вообще ничего нет. Только труп. Но чего в нем такого особенного?Бандитов иногда стреляют, это каждый знает.

— Ага, — кивнула я. — А как там наш друг Юра?

Сергеев вздохнул:

— Исчез Юра. Парни возле его дома сутки просидели,потом решили проверить…

— И в квартире его не оказалось?

— Так же, как и в любом другом месте.

— Ну, где-то лежит, — не поверила я. — Может,и найдем.

— Ольга… — вздохнул Сергеев и взглянул серьезно:

— Ты что, не понимаешь? Шестакова убили из-за каких-томосковских дел собственные дружки. Исполнителя вряд ли найдем, да его и искатьникто не будет. Все. Считай, дело закрыто.

— А Юру тоже искать не будут?

— Почему? Поищут. Но если он пособник бандитов, тосейчас в бегах.

— Или зарыт в ближайшем лесочке, — поддакнулая. — С Кислицыным беседовали?

— Конечно. Больного товарища навещает регулярно. Виделв больнице Юру, тоже старого товарища, поздоровались, как вежливые люди. О том,что Шестаков сюда приехал, он знал. С дружком виделся, и даже это дело обмыли,но то, что он в больнице оказался, для него новость, откуда бы ему знать обэтом? А уж за что парня могли пристрелить — и вовсе не в курсе. О своих делахШестаков не распространялся, вроде бы ни от кого не прятался, но кто его знает…

— А Шеля к нему прибегал, чтобы стольник занять наопохмелку?

— Точно. Так что никто, ничего… — Сергеев вздохнул изаговорил уже без язвительности:

— Юру они по дороге домой перехватили, до квартиры онтак и не доехал, так что сутки сидеть под его окнами не стоило. Шеля вряд личто знает, не то бы тоже исчез, а Кислицын… Может, наши просто помоглимосквичам от ненужного человечка избавиться, а может, за всем этим что-то есть.Важно другое, по какой-то причине дело спешат сдать в архив. Я и против этогоне возражаю, одним бандитом меньше, и черт с ним, это во-первых, а во-вторых, яуже ученый и против начальства даже не пикну.

— А как же Юра? — напомнила я.

— А Юре надо было последовать твоему совету и неумничать. Так что я умываю руки и знать ничего не желаю об этом деле.

— Понятно, — сказала я, поднимаясь, и позвалаСашку, тот рыкнул на Сергеева, к большому неудовольствию последнего, залез всумку и оттуда гневно посверкивал глазками.

Я покинула здание, устроилась в своей машине и задумалась.То, что менты ленивы и лишней работы страх как не любят, мне известно. Но здесьчто-то другое… Позвонить Деду, наябедничать на этих деятелей и заставить их шевелиться.Вряд ли это самый надежный способ узнать, что происходит. Скорее наоборот.

— Нет, — сказала я Сашке, — ничего мы Дедуговорить не будем. Мы отправимся к нашему другу и посоветуемся с ним, а ужпотом начнем двигаться. Или не двигаться.