– Это вы – Ирискина? – осведомился он строгим голосом,чтобы сразу же показать им всем здесь, что он, капитан Гудронов, – человексерьезный и занятой и даром тратить время не намерен.

– Ну я, – ответила актриса несколько настороженно идаже враждебно.

Эта настороженность была вызвана несколькими причинами.

До сих пор Людмила Ирискина сталкивалась с милицией только водной ситуации – когда ее штрафовали за неправильный переход улицы. Ну, еще,конечно, при получении паспорта, но это, в общем, не в счет. Согласитесь, чтоплатить штраф не очень приятно, но еще хуже то, что милиционеры норовили, кромештрафа, прочитать неосторожной девушке нотацию. То есть совместить приятное сполезным. А она потому и перебегала улицу в неположенном месте, что опаздывалана репетицию и очень спешила, так что милицейские поучения не вызывали у нееничего, кроме раздражения.

Кроме того, она не знала, что нужно от нее явившемуся в театрмилиционеру, а всякая неизвестность страшит. Она пыталась вспомнить за собойкакие-нибудь правонарушения и терялась в догадках.

Короче, Людмила испугалась и, как большинство людей,пыталась скрыть испуг под маской враждебности.

– Ну я, – повторила она, вызывающе глядя намилиционера, который почему-то молчал. – А что надо?

Капитан Гудронов вспомнил вдруг слова своегонепосредственного начальника полковника Хохленко. Тот не уставал повторять, чтонастоящий опер должен думать не только ногами, но и головой, то есть задачаоперативного работника – это задержать преступника и собрать доказательства егопреступления, но иногда бывает больше пользы не от беготни, а от спокойногоразговора со свидетелем.

Вспомнив наставления начальства, Гудронов сделал более приветливоелицо и шагнул ближе к девушке.

– Я бы хотел прояснить у вас некоторые вопросы! –любезно произнес он, причем любезность эта не произвела на Л. Ирискину особоговпечатления.

Гудронов внезапно рассердился и решил не тянуть кота захвост. Он вынул из кармана розового поросенка и протянул актрисе:

– Это ваше?

Даже бесхитростный Сеня Гудронов заметил, как онавздрогнула.

– А вам зачем? – испуганно спросила она.

– Здесь вопросы задаю я! – отчеканил Гудронов.

Однако отчего-то Л. Ирискина не прониклась серьезностьюмомента и не стала отвечать четко и правдиво. Напротив, она твердо сжала губы ипосмотрела на Гудронова с большой неприязнью.

– Вы меня в чем-то подозреваете? – вызывающе спросилаона. – Тогда изложите ваши подозрения более конкретно.

– Да я вас пока ни в чем не подозреваю, – смешалсякапитан, – я только прошу вас ответить на мой вопрос.

– Да с чего вы взяли, что это мой поросенок? – спросилаона, сделав невинные глаза.

Неискушенный Сеня Гудронов принял вопрос за чистую монету,но режиссер Кирилл Мефодьевич, слушающий их беседу, тут же поморщился,поскольку уловил фальшь в Людмилиных словах. Великий режиссер Станиславскийсказал бы свое знаменитое «Не верю!».

Однако вмешиваться Кирилл Мефодьевич не стал – это же нерепетиция пьесы. Вот на сцене он бы Людмилу за такое взгрел. А остальное – неего дело.

– Вы играли поросенка Пятачка на утреннике неделюназад? – спросил Гудронов.

– Ну я. – Она покосилась на режиссера и беспокойнооблизнула губы.

– Вам вручили этот сувенир? – настаивал Гудронов.

– Ну да... наверное... я не помню.

– Так вы можете предъявить мне своего поросенка? –Против воли Гудронов повысил голос.

– А в чем, собственно, дело? – вмешалсярежиссер. – Что не так с этим поросенком?

– Это не поросенок, а улика, я должен соблюсти тайнуследствия, – уклонился от ответа капитан.

– Этих поросят было много, отчего вы прицепились именно кмоему поросенку? – задала Ирискина очень здравый вопрос.

Сеня Гудронов не мог на него ответить честно, что остальныедесять поросят пропали в неизвестном направлении, поэтому он хотел промолчатьсо значением – дескать, идет следствие, посторонним о том знать не положено, нополучилось у него молчание неуверенное, он мялся, как троечник у доски.

– Так как насчет вашего поросенка, – напомнилон, – вы можете его мне показать?

– Да не помню я, куда он делся! Выбросила, отдалакому-то! – выкрикнула Людмила со слезами в голосе, и снова режиссер слегкапоморщился, потому что слезы были очень ненатуральными. – Конечно, если быя знала, что поросенок понадобится милиции, я бы уж его под стекло положила,или в сейф заперла, или директору театра отдала на хранение, чтобы непотерялся. – На этот раз в голосе ее было вполне искреннее ехидство.

– А где вы были вчера в первой половине дня? –опомнился Гудронов. – Тоже забыли?

– Отчего же, здесь, в театре была, на репетиции, вон КириллМефодьевич может подтвердить, – радостно ответила Л. Ирискина.

– Да? – Гудронов обескураженно развел руками. – Нучто ж, пока у меня все, больше вопросов не имею.

– У вас дети есть? – оживился Кирилл Мефодьевич. –Контрамарочку на утренник не хотите взять?

– Нет у меня детей! – мрачно сообщил Гудронов. –Счастливо оставаться!

– Понимаешь, Питиримыч, – говорил Сеня, задумчивонамазывая горчицей кусок хлеба, – чувствую я, что она что-то знает проэтого поросенка! У нее-то самой алиби железное, но если бы ты видел, как онанервничала при разговоре!

Гудронов выглядел таким расстроенным, что у капитанаАнанасова язык не повернулся сделать ему очередную выволочку за своененавистное старорежимное отчество. Друзья и коллеги сидели в кафе подхудожественным названием «Завтрак на траве» и ожидали официантку Ларису. Времяобеда давно прошло, но за всеми делами только сейчас удалось вырватьсяперекусить.

Есть Гудронову хотелось страшно, да еще он переживал из-заразговора с артисткой.

– Вот что они из себя строят, а? – с тоской вопрошалон. – Подумаешь, поросенка играет, а туда же – искусство! Режиссер этотсмотрел на меня, как будто я только вчера с пальмы слез, что я – «Трипоросенка» не читал, что ли?

Наконец появилась Лариса, ловко неся поднос с двумяогромными тарелками.

– Что это у вас бифштексы какие-то странные? – спросилАнанасов, обозревая нечто подошвообразное, лежащее на тарелке.

– У повара Васильича теща умерла в Новохоперске, –равнодушно сообщила Лариса, – хоронить поехал. Зато картошки я вампобольше положила.

– Ну, везет Васильичу! – усмехнулся Ананасов. – Ина такой работе сытной пристроился, да еще и тещу в Новохоперске держал отгреха подальше.