Сон был муторный и липкий, он тянул назад, ко дням болезни... к зависимости. Я не хотела быть в нём, но липкие щупальца плотно оплетали разум.

Мутное сознание, как мутные воды, в глуби которых таятся невидимые чудовищные твари. Пока невидимые, но их присутствие ощущается. Неотвязное, изматывающее, как зуд, ощущение. Демоны ворочаются, поднимаются со дна...

Во сне я хнычу в страхе, лепечу что-то неразборчивое. Я не хочу, не хочу... Бью открытой ладонью по виску.

От моих демонов существует единственное спасение. Бегство. Единственное, что на какое-то время позволит забыться. Спрятаться. Стать невидимой для их слепых глаз.

Настоящая я протестующе стонет. Нет, нет, это мне уже не нужно! Майк избавил меня! Не хочу переживать всё вновь... Он сказал, что это не было моим выбором, что это сделали со мной, и он прав. Ведь я-то знаю, что это не спасение, а смерть...

Во сне у меня иная логика. Спешу, хихикая и вздрагивая. Демоны... демоны уже близко.

Чужие пальцы дрожат, но приготовления обыденны, привычны. Необходимая лечебная процедура. Я с удивлением наблюдаю за течением сна, недоумевая, откуда известны такие подробности. Ведь мои близкие никогда...

Жгут перетягивает руку выше локтя. Тороплюсь, мычу, помогая зубами. Скорей, скорей, пока он не вернулся. Он снова будет смотреть. Ничего не скажет, но и в молчании его взгляд причиняет смутную, неопределимую боль. Нет, не хочу.

Руки почти не слушаются, только бы не разлить, не упустить... Вены тонкие, едва видимые, нет живого места. С отчаянием смотрю на эти истерзанные, синевато-прозрачные руки. Нет, нет, это не я, это не про меня.

Я-во-сне расплываюсь в улыбке эйфории, откидываю голову. Пустую, восхитительно пустую голову. Демоны не найдут меня.

Из упоительного забвения так не хочется возвращаться. Никогда, никогда. Хочу потеряться в нём, остаться, раствориться... Но что-то возвращает в прежний ад. Ощущение близкого присутствия.

Глаза размыкаются узкими щёлочками. Тело не ощущается - пустая, никчёмная шелуха на полу. Распухший язык не ворочается во рту. Приходит ощущение жажды.

Надо мною стоит хмурый скуластый подросток в мешковатой толстовке. Держит в карманах сжатые в кулаки ладони. Шлёпаю губами, вяло ворочаясь на полу.

Кроссовки приближаются, хрустя рассыпанным мною мусором. Мальчишка склоняется ближе. Под непослушной каштановой чёлкой у него сосредоточенное взрослое лицо, упрямо сжатые губы. Пытаюсь что-то сказать, но слов нет, и мысли плутают в пока густой ещё дымке.

У паренька неожиданно сильные руки. Мягко покачивает, пока он несёт меня к дивану и осторожно опускает на подушки. Возвращается и поит, как маленькую, придерживая ладонью под затылок, но я всё равно обливаю подбородок и грудь. Он помогает переодеться, точнее, переодевает сам, и я не ощущаю ничего. Почти ничего.

Забвение ещё позволяет окунуться в его манящие глубины.

- Закрывай глаза, - говорит рано повзрослевший мальчик и пытается улыбнуться. - Баю-бай.

Как в первый раз вглядываюсь в его лицо, надеясь отыскать примету, достаточно убедительную примету, которая позволила бы решить для себя - раз и навсегда...

- Я никогда не рассказывала тебе сказки... - хриплю чужим бесцветным голосом.

- Ничего. Хочешь, я расскажу?

Уничтожая блаженное бесчувствие, любовь и ненависть сплетаются в раскалённый клубок.

Обветренные мальчишеские губы касаются влажного лба.

- Спи, мама...

Я засыпаю - чтобы проснуться.

С раннего утра Майка уже не было. Последние несколько часов я не находила себе места, хоть и понимала, как глупо себя веду. Но не могла не гадать, чем он так занят, и каждое следующее предположение нравилось меньше предыдущего. Поэтому, едва заслышав сигнал отворяемых дверей, отправилась в холл гораздо быстрее, чем следовало бы.

Он возвратился поздним вечером, в пропахшей горелой проводкой одежде, на ходу стаскивая куртку и пинком сбрасывая запылённые ботинки.

- Не скучала? - К его губам пристала кривая ухмылка, одновременно весёлая и недобрая. Майк оттянул ворот тёмного джемпера и заявил: - Я в душ.

Немногим позже я узнала от него, что за последние сутки в Эсперансе вновь дали о себе знать неведомые террористы. Обчистили склад с оружием, перебив охрану, подожгли одно из приносящих неплохие барыши злачных местечек и прикончили очередного человека Папы - на сей раз это был ни кто иной как Красавчик.

Я охнула, но вовсе не от потрясения из-за бесславной кончины Красавчика.

- Из-за проделок этих мелких вредителей у тебя аппетит пропал? - насмешливо поинтересовался Майк, расправляясь с раз пять подогретым ужином с энтузиазмом прошатавшегося день напролёт молодого мужчины.

Впервые его слова не успокоили, а только больше огорчили. Я совершенно не разделяла его легкомысленное отношение к проблеме.

- "Эти мелкие вредители" поставили на уши всю Эсперансу!

- Эсперансу? - проницательно усмехнулся он. - Всех зажравшихся сволочей, заправляющих ею, - это ты имела в виду?

Он умел верно расставлять акценты. Я не стала отпираться.

- Возможно. И не стану врать, говоря, что осуждаю их методы и что не спляшу от радости, если они добьются своего и прикончат Водяного прямо в его дворце и всех его прихвостней заодно.

- Вот как, - протянул Майк, невозмутимо попивая остывший чай. - Действительно откровенно. Браво, Виллоу.

Беспомощно смотрю на него, расслабленного и немного уставшего, почти уютного - в домашней футболке и с влажными после душа волосами. Сама мысль о том, что какие-то доведённые до края молодчики, на стороне которых ещё совсем недавно были бы все мои симпатии, однажды изберут своей целью Майка, как сегодня - Красавчика...

Признание произошедшего приводит в отчаяние.

Со мной случилось худшее, что могло случиться. Я влюбилась. Влюбилась в человека без лица и имена, человека, о котором не знала ничего, кроме того, что он лучше всех в Эсперанс управляет гравимобилем, курит по полторы пачки за день и убивает людей.

...в человека, за чьей спиной я стояла через пять минут после единственного звонка; человека, который держал мои скрученные ломкой руки под горячей водой. Человека, который вытащил меня из ада.

Край стола упирается под рёбра, перегибаюсь, чтобы поймать его руку. Майк смотрит немного удивлённо, забыв стереть привычную усмешку, но тёплые пальцы поймали, сжали ладонь.

- Мне нет дела до остальных, - призналась, не поднимая взгляд от наших переплетённых пальцев. - В конце концов, я выросла в катакомбах, а единственное, во что там ещё верят, что, исчезни верхний ярус, внизу станет легче дышать... И я так думала. А теперь мне страшно. За тебя...