Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долгие годы Даша Васильева являлась на службу ровно в девятьноль-ноль, вставать приходилось за три часа до расчетного времени. Следовалопривести себя в порядок, умыться, покраситься, уложить волосы в подобиепрически, прогулять и покормить собаку, нарезать мясо кошке, вытолкнуть в школуАркадия, почистить на ужин картошку… Женщины, работающие по графику, оченьхорошо меня поймут. Спать хотелось всегда, в первой половине дня я пыталась ещебороться с зевотой, но ровно в шестнадцать тридцать товарища Васильеву простоуносило. Последние силы покидали несчастную преподавательницу, ноги делалисьватными, голова тяжелой, хорошо еще, если в этот момент я имела возможностьсесть. Где-то через полчаса усталость проходила, и я вновь обретала умениеходить, улыбаться и разговаривать.
Но, слава богу, теперь у меня нет необходимости вылезатьиз-под одеяла ни свет ни заря, поэтому я мирно дремлю, замотавшись в перинку дотех пор, пока Хучик не начнет раздраженно скрести лапой дверь спальни, требуянемедленно выпустить его во двор. А вот режиссер, похоже, типичный жаворонок, иему глубоко плевать на то, что в мире есть еще и совы.
До Волка я доехала за двадцать минут, никаких пробок надороге и в помине не было, основная часть шоферов появится на трассах позднее.Поэтому настроение у меня было просто замечательным. Ну, Волк, погоди. Похоже,тебе страшно хочется получить денег на сериал, а бесплатный сыр, как известновсем, бывает лишь в мышеловке, дружочек. Сейчас вытрясу из тебя всю правду оМиле Звонаревой, узнаю, кто велел тебе снимать в главной роли неизвестнуюширокой публике актриску.
– Доброго денечка, душенька, – воскликнул Никита, впускаяменя в квартиру, – экая вы быстроногая, словно птичка!
Я оглядела шкафообразную фигуру, облаченную в стегануюкуртку с атласными лацканами и мешковатые штаны. Птицы вообще-то быстрокрылые,с лапами у них беда. Если, на взгляд Волка, мои ноги похожи на рогульки,торчащие из тела вороны или воробья, то это совсем не комплимент.
– И как мы с вами до сих пор не сталкивались? – плотоядновоскликнул режиссер. – Ведь имеем кучу общих знакомых! Хотя Макс поведал, чтовы, прелестная малютка, настоящая затворница!
Я молча шла за Волком по бесконечному коридору. «Прелестнаямалютка» – это уж слишком. Хотя, если учесть, что Никите по виду лет двести, я ивпрямь могу показаться ему несмышленой малышкой, младенцем, сидящим на мешке сзолотыми дублонами.
– Но все равно удивительно, – вещал Волк, входя в огромный,обставленный старинной мебелью кабинет, – что мы даже ни разу не перебросилисьпарой слов.
Не дожидаясь приглашения, я плюхнулась в дубовое, обтянутоесиним атласом кресло и ухмыльнулась. В среде творческой интеллигенции многолюдей, страдающих от элементарного пьянства. Странное дело, ежели какой-нибудькаменщик или плотник глушит водку, то его называют отвратительным алкоголиком,не способным справиться с гадким пристрастием. На мужика ополчаются все: семья,начальство, милиция… Но коли «огненной водой» наливается актер, режиссер,художник или писатель, о, тут извините. Просто тонкочувствующая натура неспособна вынести подлости внешнего мира, она терзается муками творчества,безумно устает, размышляя о судьбе планеты, и поэтому вынуждена снимать стресс.Плотника мы осудим, а популярного артиста станем жалеть, ах он, бедненький, таквымотался на съемках.
Но, на мой взгляд, никакой разницы между мужиками нет. Итот, и другой отвратительные пьяные морды, избивающие жену, вгоняющие в могилумать и пугающие детей. Ну с какой стати представители так называемой творческойэлиты решили, что им можно все? На основании того, что при рождении, без всякихусилий со своей стороны, получили от родителей определенный генетический набор,талант, переданный предками? Впрочем, не слушайте сейчас меня, тема пьянствабольная для Дашутки, в моем анамнезе имеется муж-алкоголик, и честно скажу вам:
– Дорогие, уносите ноги прочь от того, кто любит бутылку.Кем бы он ни был, хоть царем, счастья с ним не будет.
– Почему не разговаривали, – покачивая ногой, обутой взамшевую туфельку, прищурилась я, – вчера весьма мило потолковали.
– Мы с вами? – изумился Волк, доставая из бара конфеты. –Любите шоколад? Все бельгийский советуют, но, честно говоря, наш львовскийлучше. Вернее, Львов уже не наш, я это так по привычке сказанул, я-то как былсоветским, так и остался.
– Привычка страшное дело, – ухмыльнулась я, – в особенностиколи приучаешься безостановочно глотать горячительное!
Никита осторожно поставил на стол коробку.
– Душечка, я плохо понимаю пока, о чем ведете речь?
– Вчера я оставила вам сообщение на автоответчике, у меня вруках имелось пять номеров телефонов, но ни по одному режиссер Волк не былдоступен.
– Верно, – кивнул Никита, – я в монтажной сидел. Наивныелюди полагают, что основная работа происходит на съемочной площадке! О, как ониошибаются…
– Я знакома с производственным процессом, – рявкнула я.
Волк слегка растерялся.
– Я сразу перезвонил вам, как прослушал запись.
– Точно! И начали материться!
– Я?
– Вы. Я очень удивилась! Ну почему вы так неадекватноотреагировали на мое сообщение? Если не хотите снимать сериал, то никто вас незаставит, отдам свои деньги другому…
Лоб Никиты покрылся мелкими каплями пота.
– И что я вам сказал?
– Извините, я не способна повторить ваши выражансы. Сейчасочень сожалею, что приняла ваше предложение о встрече. Судя по цвету лица, васпинает похмелье, но меня еще больше настораживает иной факт: вы забыли о своемхамстве. Ну как в таком случае я могу доверять вам съемки?
Дверь кабинета слегка скрипнула, ее приоткрыл сквозняк. Волкподошел к створке, со всей силой шарахнул ею о косяк и мрачно сказал:
– Это не я звонил.
– Да ну? Кто же? Дух Александра Македонского? – скривиласья.
Никита осторожно пригладил взъерошенные волосы.
– Я вообще не пью.
– Ага!
– Мною снято множество лент.
– Ага!
– По-вашему, алкоголик способен продуктивно работать?
Я стряхнула с брюк шерстинки, осенью наши собаки начинаютинтенсивно линять, и, как ни старайся, выйдешь из дома в мелких волосках.