слышал. Де ла Файма взошел на эшафот и поцеловал командора. Де Жар пришел наконец в себя, а де ла Файма сказал ему: «Да, король милует вас. Теперь, когда вы испытали его милость, откройте, что вы знаете об интригах Шатонефа и королевы». Де Жар отвечал: «Вы хотите воспользоваться тем, что я изумлен, чтобы заставить меня говорить во вред моим друзьям, но знайте: чего вы не могли достичь страхом, того вы не добудете никакими ласками».

Де ла Файма был поражен этим ответом, но вся эта проделка была последней уловкой, к которой он прибегнул по приказанию кардинала, чтобы выведать у командора то, что ему хотелось узнать.

Дело было вот в чем: судьи, не найдя никаких улик против де Жара, объявили, что вынесут оправдательный приговор. Де ла Файма сообщил об этом кардиналу, а тот приказал присудить командора к смертной казни, обещая, что, когда он будет возведен на эшафот, ему объявят о помиловании. Судьи поддались на это, и Ришелье сдержал слово. Приказ об отмене смертной казни пришел ранее, но де ла Файма проделал всю эту недостойную комедию, думая, что де Жар в минуту радости расскажет все, но, как мы видели, он ошибся. Однако помилование де Жара было неполное. Он был освобожден только от смертной казни, но снова заключен в Бастилию, где его содержали уже несравненно лучше прежнего. По-видимому, Ришелье уважал его, по крайней мере, старался привлечь на свою сторону, и командору неоднократно делали самые блистательные предложения, но он отвергал их. Несколько лет спустя де Жар был освобожден, и ему дозволено было поселиться в Италии, откуда, однако, он не должен был возвращаться во Францию для свидания с герцогиней де Шеврез.

Можно бы было привести и другие примеры заключения в Бастилию в правление кардинала Ришелье, но полагаем, что это было бы лишнее.

Из рассказов о том, как содержали в Бастилии заключенных в правление кардинала Ришелье, видно, что в этом отношении поступали весьма различно. Одних содержали в отвратительнейших подземельях, из которых их никогда не выпускали, других же в помещениях несравненно лучших и предоставляли им различные льготы. Так, например, им были позволены прогулки, но, разумеется, в районе Бастилии, и разрешено было даже принимать людей, желавших с ними видеться. Разрешалось даже обедать вместе с ними, но, конечно, в самой Бастилии. Что касается Людовика XIII, то он, как известно, не имел никакой самостоятельности и полностью находился под влиянием кардинала. После смерти кардинала в 1642 г. все заключенные им в Бастилию были освобождены. Король ненадолго пережил своего министра. Он скончался в 1643 г. 

Бастилия во время Фронды

Перейдем теперь к Бастилии во время Фронды, но предварительно считаем необходимым хотя бы коротко рассказать о положении Франции после смерти Людовика XIII. Его сын и преемник, Людовик XIV, был всего пяти лет от роду, когда умер его отец. По завещанию покойного короля, на время несовершеннолетия его сына было учреждено регентство, в котором королева-мать Анна Австрийская – сестра испанского короля Филиппа IV – занимала второстепенное место, первенствующими же лицами были Гастон Орлеанский, принц Конде и итальянец кардинал Мазарини, рекомендованный Ришелье. Однако все вельможи, все дворянство и все вообще недовольные возлагали надежды на королеву-мать. И парламент сочувствовал ей, рассчитывая на то, что во время управления женщиной он приобретет прежнее значение, которое утратил. Анна Австрийская начала льстить парламенту и, предоставив ему право протеста, легко добилась того, что завещание Людовика XIII было признано недействительным, а она провозглашена единственной регентшей с правом выбирать советников и министров. Вскоре кардинал Мазарини приобрел полное ее доверие и стал полновластным министром. Он во внешней политике со славой шел по пути, начертанному Генрихом IV и Ришелье, но возбудил против себя ненависть непомерной алчностью и своим иностранным происхождением. Французы не могли простить, что иностранец управляет их страной. Кроме того, он казался смешным в глазах каждого француза своим дурным произношением: наполовину французским, наполовину итальянским. Так, например, он вместо «union» говорит «ognon». Ему было нужно много денег для ведения войн и для щедрот, которыми он думал привлечь на свою сторону различных сеньоров. Чтобы добыть для всего этого достаточно денег, пришлось прибегать к различного рода налогам, обременительным и ненавистным народу. Кроме новых налогов, вновь ввели старые, давно забытые, которые уже более ста лет не были взимаемы. Нищета дошла до крайних пределов, народ роптал, а при дворе не было единодушия. Парламент противился этим налогам и тем самым приобрел расположение народа, и, таким образом, возникла борьба между парламентом и двором. Дошло до того, что парламент соединился с Большим советом (Grand Conseil)[31], со Счетной палатой (Cour des comptes) и с Податной палатой (Cour des aides)[32].

Эти четыре учреждения издали постановление, имевшее целью преобразование государства, которое должно было быть занесено в парламентские реестры и представлено королю на утверждение. Кроме 25 статей, касавшихся администрации, оно содержало две статьи, которые должны были служить основным законом. Это были статьи 3-я и 4-я этого постановления. Статьей 3-й было постановлено, что налоги и таксы могут иметь силу закона лишь тогда, когда эдикты об этом были надлежащим образом занесены в протокол верховных судов при свободном обсуждении дела. Статьей 4-й было постановлено, что никто не может быть арестован более 24 часов, если ему не произведен допрос и он, то есть арестованный, не был передан подлежащему суду.

Узнав о таком постановлении, Анна Австрийская намеревалась тотчас приступить к насильственным мерам, но Мазарини ее от этого отговорил и убедил тянуть дело. Его любимой поговоркой в таких случаях было: «время и я». Было назначено lit de justice[33], на котором король утвердил некоторые незначительные статьи этого постановления, но самые существенные, то есть о податях и об общественной безопасности (de la sûreté publique), не одобрил и приказал парламенту прекратить свои заседания, однако парламент не повиновался. Наконец, королева-мать решилась прибегнуть к насильственным мерам. Когда в 1648 г. праздновали победу при Лансе, одержанную принцем Конде над испанцами, по окончании молебна, совершенного по этому случаю, она приказала арестовать председателя парламента Бланмениля и советника парламента Брусселя. Это был ее ответ на статью об общественной безопасности, утверждения которой требовали и парламент, и народ. При известии об этом весь Париж восстал, и все требовали освобождения Брусселя – защитника и отца народа. Несмотря на это, Анна Австрийская не уступала, и таким образом началась междоусобная война, называемая Фрондой. О ней мы будем рассказывать лишь