Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года.

Издание Российской академии наук. СПб., 1760.

Как раз тогда впервые в летописях упоминается имя волхва или отшельника Всеведа и говорится о его первой встрече с князем Константином. Навряд ли положение дел с княжескими ранами было так трагично, но нет сомнений, что Всевед, благодаря своему знанию трав, изрядно облегчил страдания Константина, слегка ускорив как процесс заживления, так и выздоровления.

Вообще же вокруг этого имени во многих русских летописях накручено необычайное множество различного рода легенд, включая предания о так называемом посохе Перуна, который якобы мог, как излечивать, так и убивать, в зависимости от того, хороший перед ним человек или плохой.

Однако в серьезном историческом труде, думается, было бы неверным отвлекать читателей, перенося их внимание от фактов и событий, действительно имеющих место, на средневековые выдумки и сказки, как бы они ни были красивы.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности.

Т. 2. С. 106. СПб., 1830.

Единственное, что хороший человек должен делать, – это быть справедливым. Жертва же своими силами, своею жизнью, своим счастьем есть всегда печальная и исключительная необходимость.

Л. Рескин.

Посмотрев по сторонам, Константин сразу понял, что ситуация складывается критическая. Краткая визуальная рекогносцировка местности к оптимизму тоже не располагала. Справа, буквально в ста метрах, виднелся овраг, причем достаточно глубокий. Попытаться его форсировать? Так пока лошади будут спускаться и подниматься по крутым склонам, те люди, что на холме, успеют несколько раз подскакать вплотную и расстрелять их в упор из луков.

Слева – низина с поблескивающей вдали озерной гладью, но до нее еще надо добраться, а судя по берегу, обильно поросшему камышом, кони увязнут в болотистой почве, не успев дойти до чистой воды. К тому же и озерцо-то само по себе маленькое, метров пятьсот в длину и вполовину меньше в ширину.

Назад дорога была открыта, но до заветной дубравы скакать и скакать, так что оставалось лишь два варианта. Первый – попытаться договориться, второй – идти напролом, однако от мысли прорываться с боем Константин отказался сразу же.

Отряд перед ними был небольшой, человек с полсотни, но для пятерых, из которых двое подранены, их вполне хватало, так что самым разумным было вступить в переговоры. Впрочем, командовавший им усатый воин, поджарый и уже в годах, был настроен миролюбиво. Он властно поднял руку, призывая своих бойцов не горячиться, на глазах у настороженных спутников Константина демонстративно снял с себя перевязь с мечом, вынул из правого голенища нож и все это передал одному из своих воинов. Затем он легонько толкнул сапогами в бока коню и, не торопясь, направился к небольшой группе, разыскиваемой вот уже четвертый день чуть ли не всей дружиной Глеба, разбитой на полусотни и разосланной по всем направлениям.

Константин еще ощущал слабость – все-таки немало крови вытекло, пока ее не успел остановить волхв, но чувствовал себя достаточно бодро благодаря многочисленным отварам, которыми чародей усиленно пичкал князя. Бутыль с одним из них и сейчас была пристегнута к его поясу.

Что и говорить, встреча с этим отрядом явно не входила в Константиновы планы, но драться с таким количеством воинов было явным безумием. Оставались переговоры и капитуляция, причем, скорее всего, безоговорочная, как у немцев весной сорок пятого. Существовала надежда, что удастся выторговать хоть какие-то поблажки для своих спутников. В идеале можно было просто договориться, чтобы их всех отпустили. Но с этой надеждой пришлось распрощаться. Сотник имел строгий наказ пленить всех, кто сопровождает Константина.

– Людей своих терять не хотелось бы, – пояснил он, поглаживая длинную багровую полоску шрама, тянувшегося от уголка левого глаза аж до подбородка, но, как ни странно, совершенно не портившего благородства и мужественной красоты немолодого лица бывалого вояки. Угольно-черные глаза его смотрели на Константина с неприязнью и каким-то затаенным презрением. Даже в речи его сквозила легкая тень сдержанной враждебности:

– Вои у тебя добрые, спору нет. Афоньку да Изибора в деле видать доводилось, особливо под Пронском. О Гремиславе слыхивал, будто он и народился с мечом в руках, ну а Епифан твой и вовсе стрыем[27]моему двухродному братану[28]доводится. Было дело, и добрый медок вместе не раз попивали. Словом, попотеть, ежели что, придется.

Он чуть помолчал, сделав паузу, и затем продолжил, многозначительно оглянувшись на свой отряд:

– Только зря это. Ну, положат они пяток-другой, а дальше-то что? А так, глядишь, и зачтется им у Глеба, коли без пролития руды нам в руки отдадутся.

– Тебя же за мной прислали? – уточнил Константин.

– Это так, княже, – согласился сотник.

– Стало быть, мои вои тебе не нужны. Давай тогда так – я с вами сам поеду, и никто из людей моих меча из ножен не вынет, но ты за это всех их отпустишь.

– Невозможно, княже, – отрицательно покачал головой сотник. – Князь Глеб строго наказал, дабы не только князя Константина, но и всех, кто с ним вместе будет, хватать, вязать и в Рязань немедля везти.

– Скажешь, что я один был, – попытался найти выход Константин.

– Я-то скажу, – усмехнулся сотник и вновь многозначительно оглянулся на своих дружинников, застывших в нетерпеливом ожидании окончания переговоров.

– Ну что ж, – слабо усмехнулся Константин. – Раз так, то ничего не попишешь. Плетью обуха не перешибешь. Поехали.

Сотник вздохнул с облегчением, повернулся к своим и вдруг на секунду застыл, пристально вглядываясь в дубраву, синеющую километрах в двух от них, из которой минут десять назад выехал князь. На краю дубравы одиноко белела крохотная человеческая фигурка.

Впервые за все время общения с Константином лицо сотника осветила легкая улыбка.

– Жив еще, стало быть, Всевед премудрый, – буркнул он себе в усы и уже веселее глянул на князя. – Поехали.

И далее они направились уже вместе. Сотник почти всю дорогу помалкивал, только изредка поглядывал на князя, собираясь что-то спросить, но в последний момент вместо вопроса только угрюмо подкашливал, будто першило в горле. Константин, подметив это, сам под конец не выдержал и обратился к нему, начав издалека:

– Как кличут-то тебя.

– Да на что оно тебе? – попытался уклониться тот от ответа.

– Хоть знать буду, кто пленил, – пояснил Константин.

– Невелика слава, – усмехнулся сотник, – десятеро меньших числом в полон взять. А звать меня Стояном.