Никому не были прочтены записи дяди Гиляя, сделанные на открытии памятника Н. В. Гоголю в Сорочинцах. Впрочем, однажды читал их.

После того как было установлено, где родился Гоголь, жившие в этих местах братья Малинки принялись хлопотать о памятнике Гоголю в Сорочинцах. Преуспели. В Столешниках получили приглашение на открытие. Дядя Гиляй поехал. В Москве уже стоял памятник Гоголю работы Николая Андреевича Андреева. По просьбе художника позировал ему дядя Гиляй для образа Тараса Бульбы — герои произведений Гоголя украшали постамент памятника. Дочь дяди Гиляя позировала Андрееву для Оксаны…

С братьями Малинками Владимир Алексеевич познакомился еще в 1902 году. Время от времени они писали, поздравляли с праздниками, присылали иногда украинские лакомства и сообщали о том, как идут дела по накоплению средств на памятник — они собирались в пределах Полтавской губернии. Настал великий для Сорочинец день открытия памятника Гоголю. Дядя Гиляй написал об этом очерк, предполагая его напечатать. Но он остался лежать среди других бумаг, связанных с гоголевскими поездками по Украине.

Со временем дядя Гиляй забыл об очерке, да случай заставил вспомнить. После открытия памятника в Сорочинцах издали открытку с его воспроизведением. Была она у многих, чтивших Гоголя, и у Ильи Семеновича Остроухова была, да исчезла. По какому-то случаю понадобилась, стал звонить знакомым, позвонил и дяде Гиляю. Слово за слово, и, кроме открытки, захватив по просьбе Ильи Семеновича свой очерк о торжествах в Сорочинцах, пошел дядя Гиляй в Трубниковский переулок, где жил Остроухов.

Илья Семенович Остроухов — интереснейшая быль и легенда Москвы. Художник, он стал попечителем Третьяковской галереи, — желание это выразил сам Павел Михайлович. Хорошо знал Третьяков: после него лучший в России собиратель русского искусства — Остроухов. Знал Павел Михайлович тонкий вкус Ильи Семеновича, его верный глаз и сердце, преданное искусству. Остроухов первым в России в начале XX века во всеуслышание заявил: «Икона — это картина. Это произведение древнерусского художника, драгоценное свидетельство культуры и искусства Древней Руси». И. С. Остроухов составил лучшее в Москве собрание древнерусской живописи. Были у него картины и позднейших эпох, работы современных ему русских художников и западноевропейских, но произведения древнерусской живописи, уникальные каждое в отдельности, собранные вместе, впервые позволили совершенно определенно говорить о школах древнерусского искусства.

Составленное Ильей Семеновичем собрание было преобразовано после революции в Музей живописи и иконописи имени И. С. Остроухова, а самого Илью Семеновича назначили директором. Музей находился в том же доме в Трубниковском переулке (дом сохранился и ныне — Е. К.).

Как-то Илье Семеновичу захотелось узнать подробности минувших событий в Сорочинцах… Стоял теплый день двадцатого года. Дом Ильи Семеновича был окружен садом, внимание в нем привлекали деревья японской вишни. Одно из них склонялось к отлитому в бронзе и установленному в саду Ильи Семеновича проекту памятника Гоголю в Москве. Это был подарок Остроухову от автора — скульптора Андреева. В тот летний день, кроме дяди Гиляя, оказался у Остроухова и Андреев. Шло время подготовки дома Остроухова к тому, чтобы стать музеем.

За чаем на открытой террасе, где к столу свешивались ветви японской вишни, дядя Гиляй читал очерк Остроухову и Андрееву. В очерке был рассказ о спорах по поводу места и дня рождения Гоголя, о том, как в 1900 году отыскалась в Преображенской церкви в Сорочинцах метрическая книга, как возник тогда разговор о необходимости памятника Гоголю в Сорочинцах. Братья Малинки сначала испрашивали высочайшего соизволения на сооружение в Сорочинцах памятника, а затем разрешения начать с этой целью в пределах Полтавской губернии сбор средств и учредить в Миргороде специальный комитет. Разрешения последовали быстро. Но только через десять лет на том самом месте, где проходила раньше Сорочинская ярмарка, установили памятник Гоголю.

Владимир Алексеевич читал:

«А в день, когда прибыл я из Москвы на великое сорочинское торжество, у председателя комитета по устройству памятника был такой разговор по телефону:

— Говорит дежурный Миргородского полицейского управления.

— Что угодно?

— Вы завтра открываете памятник?

— Да!

— Потрудитесь сообщить, кто дозволил вам поставить памятник?

Председатель комитета по устройству памятника десять лет отдал этому делу. Если бы великий писатель проникновенно узнал их разговор, на его бронзовом лице явилась бы улыбка грустная и подумал бы он: как хорошо, что я бронзовый, что стою там, где родился, памятником, и что снова не буду жить и не буду писать. И что я могу написать нового, все так мало изменилось!..

В день открытия памятника Сорочинцы ожили. Шествия к памятнику были торжественными, с цветами, в венках, в ярких национальных костюмах… А кругом народ шпалерами. Перед домом, где родился Гоголь, чтили его память… Забытая долгое время мазанка была в зелени и в цветах, на ней доска памятная: „Здесь родился Гоголь“. У памятника гремел хор — „Вечная память“. К постаменту несли венки — серебряные, мельхиоровые, лавровые, из живых цветов и из пшеницы с васильками. Первый возлагали родственники. Москва кланялась великому писателю серебряным венком. Родная Полтава никакого венка не положила…

А он, великий Гоголь, смотрел на толпу. На колене его записная книжка и карандаш в руке. Милая улыбка на милом лице. Взгляд проницательный и… смех сквозь слезы».

Допоздна засиделись тогда гости у Остроухова… Не узнал дядя Гиляй, что спустя много лет памятник Гоголю работы Андреева перенесли во двор дома, где часто стоял он в раздумьях о Гоголе, вспоминая гоголевские торжества и открытие памятника в Москве, которое тщательно отснял.

ФОТОАППАРАТ «КОДАК»

Дядя Гиляй любил фотографировать. У него было три фотоаппарата фирмы «Кодак»: большой, средний и маленький. Все поработали на славу. Хранились они в книжном шкафу рядом с путеводителями по Волге, Москве. Никакими другими фотоаппаратами Гиляровский не пользовался. И вот почему. Снимал много, но без