— Спали. Мы вчера хо-орошо посидели.

— Сейчас уже двенадцать. Полдень! Ладно. Не мне тебя перевоспитывать. Борь, игра в тайну кончилась. Сыскался адресат белого конверта. Приезжай немедленно и привези диск.

— Но диск у Кирюхи, а сам он на озере.

— Что он там делает? — возопила Яна.

— Яхту строит.

— Боря, мне позарез нужен диск. И ты. У меня беда. Вероника в заложниках сидит. Ты не спрашивай, как ее туда занесло…

— Для бешеной собаки семь верст не крюк, — буркнула Елизавета Петровна, Желтков всем своим видом выразил возмущение, а Муся принялась лаять.

К двум часам дня в доме Яны не просто все смешалось, это все — эмоции, страсти, крики — достигло своего апогея. Оглушенная встречей с Надей и безрассудством Вероники, Елизавета Петровна приехала к дочери накануне вечером, но не застала ее. Няня Вера Игнатьевна с готовностью объяснила, что Яночка уехала на весь вечер, к кому — неизвестно, но перед зеркалом стояла не меньше часа, а когда полностью упаковалась, то сообщила, чтоб раньше двенадцати ее не ждали.

Яна появилась глубокой ночью. В разговорах встретили рассвет. Хорошо, если Яне удалось поспать хотя бы три часа. Утром, сразу после пробуждения, она вцепилась в телефонную трубку и стала звонить братьям Опашевым. Ответом были длинные гудки. Отсутствие на месте Бориса раздражало ее до крайности, Елизавета Петровна курила без перерыва, Вера Игнатьевна ходила из комнаты в комнату, закрывая и открывая окна в бессильной попытке проветрить помещение. В одиннадцать для увеличения энтропии явился Желтков, ведя на поводке Мусю. Оба уже с порога начали вопить. Желтков вопрошал: «Где моя жена?» Муся взвизгивала и стучала хвостом о паркет. Из сбивчивых объяснений Елизаветы Петровны Желтков понял только, что Веронике угрожает опасность. С этой минуты, обычно тихий и неприметный, он сделался совершенно невыносимым. Пришлось применить недюжинную силу и логику, чтобы не дать ему позвонить в милицию. В награду за покорность ему пообещали телефонный разговор с женой.

Елизавета Петровна трепетной рукой набрала номер. Трубку взяла Надя.

— Можно Веронику? Это ее вчерашняя приятельница звонит.

В вздохе Нади послышалось явное разочарование. А Вероника щебетала с полной беспечностью. Ночь у них на Козихинском прошла отлично. Никто их не потревожил. И почему-то у них с Наденькой существует полная уверенность, что именно сегодня этот кошмар кончится. Должна же «неизвестная дама», которая привезла передачу из Рима, вспомнить о своих прямых обязанностях!

— А когда неизвестной даме следует позвонить? — от напряжения Елизавета Петровна назвала себя в третьем лице.

— Чем раньше, тем лучше.

— Пока мы не собрали воедино содержимое белого конверта, но зато сейчас с тобой будет говорить муж, — выпалила она на одном дыхании.

— Это еще зачем?

Желтков дорвался до телефона и тут же с напором стал кричать, чтобы жена немедленно бросила опасную квартиру и возвращалась домой. Вероника кокетливо смеялась, говорила, что все будет хорошо, и называла мужа «Лизонька».

Наконец появился Борис. Ему удалось найти диск. Все семейство выстроилось в коридоре и приветствовало его нетерпеливыми и радостными криками. Уж на что он был общительным человеком, но здесь явно смутился. Яна поспешно оттараторила: «Это мама, это Желтков, это Муся, остальных ты знаешь», — и прямо с порога начала излагать суть событий. Все сели в кружок и согласно кивали головами, глядя на Бориса с надеждой. Они вели себя с ним так, как будто знали его много лет. Более того, каждое его слово принималось как истина в последней инстанции.

— Все это хорошо, но я бы не отдавал им просто так фотографии. Я считаю, что надо сделать копии. Фотографии надо отсканировать На всякий случай.

— У меня нет сканера, — сказала Яна.

— Давай слетаем на работу.

— А что это за крайний случай? Не может быть никакого крайнего случая, — начал бубнить Желтков.

— Я считаю, что фотографию Яночки совершенно не обязательно класть в конверт, — решительно заявила Елизавета Петровна.

— Нет, мы должны отдать все так, как было послано. Они могут заподозрить неладное.

Все согласно кивнули головами. Кто это загадочные «они», не знал никто, но ничего хорошего от них не ждали.

— Конверт должен выглядеть так, словно мы его не вскрывали, — внесла свою лепту Елизавета Петровна.

— Как же это можно сделать, если он надорван? — возразила Яна.

— Давай другой конверт.

— Но у меня вообще нет никаких конвертов. А если и есть, то только наши.

— Не нервничайте так. На работе полно длинных импортных конвертов.

— Надо точно такой же!

— Матерь Божья, что же вы все так орете! — удивилась няня.

— Дурдом на выезде, — уточнила Соня.

— Не встревай, когда взрослые орут!

— Не кричи на ребенка!

— Давайте же, наконец, Верусе позвоним, — раненым голосом воскликнул Желтков, и все смолкли.

Яна хорошо сыграла роль. Вначале она позвала к телефону Игоря, потом искренне погоревала, что он отсутствует, потом как бы невзначай, как о деле несущественном, упомянула про римский аэропорт и передачку от незнакомца.

— Наконец-то! — воскликнула Надя. — Игорь не встретил вас по недоразумению! Мы так долго ждем вашего звонка! Почему вы не звонили?

— Я потеряла ваш телефон, а потом нашла.

— Игоря сейчас нет, но вы можете передать посылку мне.

— Это не посылка. Это белый конверт с фотографиями. Давайте встретимся сегодня в четыре.

— А позже нельзя? — вдруг обеспокоилась Надя. — Ну хотя бы в пять.

— А зачем вам позже? Вы что — не успеете приехать?

— Ну ладно, в четыре.

Осталось обговорить место встречи, и тут опять начались странности. Яна предлагала памятники Пушкину, Маяковскому и Долгорукому, все это отвергалось Надей.

— Нет, там слишком людно, — твердила она с неожиданным упорством. — Мы можем разминуться. Я могу вас не найти. Если вам не трудно, приходите, пожалуйста в… — Далее был назван переулок, о наличии которого Яна не подозревала.

Яна не столько обозлилась, сколько удивилась. Если белый конверт для тебя жизненно важен, то ты поползешь за ним на коленях в любую точку Москвы. А тут, оказывается, вынь да положь пересечение Палашевского переулка с Сытинским. Что за блажь!

— Я не знаю никакого Палашевского переулка. Не поеду я туда!

Елизавета Петровна отчаянно замахала руками, а Желтков опять попытался завладеть трубкой. Его усмирили, а Надя тем временем одумалась. Ах, простите, извините, мы будем вас ждать с родственницей на Большой Бронной со стороны Пушкинской площади. Вы только немного вглубь улицы пройдите к Сытинскому переулку (дался ей этот Сытинский!). А то около Тверской очень людно, там толпы народа.

— Я буду в косынке с маками и с белым конвертом в руке.

Косынка была задумала не только, как опознавательный знак. Общее собрание постановило,