— Дело в том, что наши гарнизоны разбросаны по всей стране. Чтобы разгромить врага, нужно объединить их под единым командованием и смело действовать против обнаглевшего хеттского царя Суппилулимы. Он в противоположность нам собрал все свои силы в единый кулак и бьёт им по нашим землям почём зря!

— Так что мешает нам сделать то же самое? Почему раньше египтяне были способны дать отпор любому врагу, а сейчас они сидят по крепостям и просят помощи из столицы?

— В прежние времена прадед нынешнего фараона, Тутмос Третий, сам возглавлял наши войска в Азии и яростно разбивал в пух и прах любого врага. Кто может сейчас встать на место этого великого полководца? Нынешний фараон болен, наследник престола военными делами не занимается, — тихо, чтобы это слышала только царица, проговорил визирь. — Кого мы можем послать в Азию во главе всего нашего войска?

— Ну какого-нибудь военачальника, — махнула рукой царица. — Что, у нас уже нет хороших военных, способных дать отпор хеттам?

— В прошлом году мы послали на север опытного командира корпуса, Небоамона. Но местные главы нашей администрации ему почти не подчинялись, всячески нарушая его приказы. Привыкли, жирные коты, сибаритствовать вдалеке от столицы и бдительного ока фараона. Собрать большое войско Небоамон не смог, не оголять же всю границу. В результате полгода назад он попал в засаду, устроенную ему хеттами вместе с предателями из местных князьков, и был убит. Остатки его немногочисленного корпуса разбежались по гарнизонам, стоящим в крепостях по всему краю, — объяснил с невозмутимым выражением лица Эйе.

— Ты мне голову не морочь! — возмутилась выведенная из себя царица. — Мне самой, что ли, возглавлять войско и идти громить этих вонючих азиатов в войлочных колпаках? Послать ещё одного военачальника на север, дать ему грамоты с подтверждением его широчайших полномочий! Пусть попробует хоть один чиновник ему не подчиниться! Собрать как можно больше войск со всей страны, из казны выдать золота. Вот тогда он сможет справиться с этим наглым Суппилулимой!

— А что, если он возьмёт и направит это войско потом против нас в Фивы? — уже совсем тихо проговорил Эйе. — Ведь ты же знаешь, Тии, как нас любит местная знать. Сговорится бравый воин с фиванскими аристократишками и нагрянет под стены столицы, чтобы усесться на твой трон. Что мы тогда будем делать?

— Я об этом как-то не подумала, — пробормотала царица и шлёпнула рукой расшалившуюся собачку. — В конце концов одной азиатской провинцией больше или меньше, какая разница? — протянула она после короткого молчания. — Пускай там на севере выпутываются сами с теми силами, что у них есть! Читай письмо от Тушратты, — буркнула она писцу.

— «Царю египетскому, моему брату. Привет тебе от Тушратты, царя Митанни, привет главной царице Тии, привет моей сестре Гилухипе, привет всему твоему дому, твоим жёнам, твоим сыновьям, твоим вельможам, твоим коням, твоим колесницам и всей твоей стране большой привет...» — опять забубнил без всякого выражения писец, слегка раскачиваясь, словно в трансе.

— У меня от его приветов голова заболела, — нетерпеливо бросила царица. — Давай по существу. Что он хочет?

Опытный чиновник, даже глазом не моргнув, спокойно продолжал:

— Он хвалится, что разбил войско хеттов, которое подступило к стенам его столицы, и посылает нашему величеству фараону и вам, ваше величество, в подарок из хеттской добычи «шесть боевых колесниц с упряжью, двух коней, мальчика и девочку, а сестре своей Гилухипе пару золотых серёжек, пару золотых ожерелий, каменный сосуд с благовонным маслом...».

— Ну, вот! — воскликнула живо Тии. — Значит, этих грязных хеттов можно бить. Даже хвастун Тушратта их разбил и захватил столько добычи.

— Это была небольшая вылазка, — заметил Эйе, снисходительно улыбаясь. — Наши шпионы доносят, что царь Суппилулима усиленно готовится к большой войне, и тогда уж царю Митанни не поздоровится!

— Всё равно об этой победе наших союзников над хеттами нужно широко оповестить всю страну. Пускай мои подданные знают, что диких горцев сложно успешно бить в чистом поле, а не прятаться от них в крепостях, — решила царица.

— Ещё царь Митанни просит у вашего величества золота, — продолжил писец, вновь берясь за послание. — «Пусть брат мой пришлёт мне золота в весьма большом количестве, которого нельзя было бы исчислить, ведь в земле моего брата золота столько же, сколько и песка. Боги да устроят так, чтобы его больше было ещё в десять раз!»

— Опять речь о золоте, — с недовольной гримасой вздохнула царица. — Можно подумать, они там, в Азии, больше ни о чём не думают, кроме как только о золоте. Вавилонский царь просит золота, ассирийский — тоже, я не говорю о правителях помельче. Всем подавай золота. Но ничего не поделаешь, союзнику, который успешно воюет с нашими главными врагами, мы просто обязаны подкинуть золотишка. Поскреби, Эйе, в кладовых и доложи мне, сколько мы сможем послать Тушратте.

— Царь Митанни в заключение своего письма сообщает, что посылает вашему величеству образ великой богини Иштар, вырезанный из камня. «Да сохранит Иштар, владычица небесная, моего брата и меня на сто тысяч лет, и да подаст она нам обоим великую радость. Да избавит Иштар от всех болезней великого царя египетского. А когда она сделает это, то не забудь, о брат мой, вернуть мне Иштар в целости и сохранности, ведь она для меня богиня, а для моего великого брата она не его божество».

— Да вернём мы ему богиню, как только она избавит моего муженька от пьянства — засмеялась царица, — вот ведь жадный азиат. Про таких моя мамаша говаривала, что они с говном своим и то не расстанутся! Ну, всё на сегодня? — спросила она Эйе.

— Ещё есть важное послание от вавилонского царя.

— Ну давай читай, — кивнула Тии писцу и лениво зевнула.

— «Царю египетскому, Ниб-маат-Ра, моему брату, Кадашман-Харбе, царь Кардуниаша, твой брат...» — забубнил писец скороговоркой, опять раскачиваясь, словно физически наслаждаясь всеми этими длиннющими протокольными фразами, как чудесными стихами.

Царица рассеянно глянула на руки визиря и вдруг вздрогнула. На безымянном пальце правой руки Эйе блестел огромный изумруд. Это был перстень царя Митанни. Тии вспомнила так отчётливо, как будто это произошло совсем недавно, сцену в саду царицы Мутемуйа, матери ныне здравствующего фараона, когда царь Митанни коварный Артатама передал ей перстень с изумрудом, за которым была спрятана порция сильнейшего яда. Царица сделала знак Эйе приблизиться вплотную. Тот шагнул поближе, привычно низко кланяясь.

Тии показала ему веером на маленький резной стульчик из красного дерева у своих ног. Голос писца стих.

— Продолжай, — приказала царица.

— «Привет твоему дому, твоим жёнам, всей твоей стране, твоим колесницам, твоим коням, твоим вельможам, большой привет...» — раздался опять монотонный голос писца.

— Ты что, меня отравить захотел? Надел этот проклятый перстень? — прошептала царица, прикрывая губы и всю нижнюю часть лица веером.