— Всё записал, ваше высочество, что вы изволили мудро высказать, — угодливо поклонился писарь. — Как прекрасно всё, что извергают ваши уста.

— Ну-ка, Туту, дай сюда, я посмотрю... — Царевич вырвал из рук писца папирус. Он быстро проглядел написанные строчки, пожевал полными губами и категорично заявил: — Нет, в конце плохо. Пиши. — И Хеви вновь забегал по беседке. Писец Туту с подобострастием следил за ним узкими хитрыми глазками. — Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворённое тобой... Вот так намного лучше.

Туту кисточкой быстро нарисовал нужные иероглифы, а затем с восхищением уставился на своего повелителя.

— Как мудро, ваше высочество, то, что вы сейчас продиктовали, — проговорил он.

— Правда? Тебе нравится? — Царевич остановился напротив писца и внимательно всмотрелся в его лицо. — У тебя смышлёный вид, — протянул он, — а ты знаешь, кого я имею в виду?

— Конечно! Атона, великого бога, который стоит выше всех богов. Ведь именно он ваш, ваше высочество, небесный покровитель, а значит, и выше его никто не может быть, как выше вас скоро никто не посмеет встать. Ведь всем известно, что вы скоро будете соправителем своего божественного отца.

— Молодец, Туту, не зря ты провёл со мной последние несколько недель. Кое-что ты усвоил правильно из тех высоких истин, которые Атон вкладывает в мои уста, — похвалил молодого человека царевич. — Но продолжим. — Хеви нервно забегал взад-вперёд. — Ты создал далёкое небо, чтобы восходить на нём...

В волнении царевич сбросил с головы парик, который проворно подобрал слуга, стоящий неподалёку с зонтиком. По продолговатому, удлинённо-яйцеобразному бритому черепу Хеви текли капли пота, но он ничего не замечал. Туту едва успевал записывать слова, которые громко выкрикивал его повелитель.

Оба были так увлечены своим делом, что не заметили, как к берегу неподалёку от беседки пристала роскошно убранная цветами, позолоченная лодка. В ней на пуховых подушках сидели племянницы царицы Тии. Они с любопытством вслушивались в несвязные слова, которые бормотал их двоюродный брат.

— У нашего братишки мозги на солнце совсем расплавились, — фыркнула, задыхаясь от смеха, Нези. — Неизвестно что говорит.

— Ты создал далёкое небо, чтобы восходить на нём, чтобы видеть всё, сотворённое тобой... — между тем выкрикивал, словно в трансе, Хеви. На его губах появилась бело-розовая пена.

— Да смысл-то есть, — Нефи покачала красивой головкой, — но уж больно чудно он выражается про своего бога. И сколько чувств вкладывает в каждое слово.

— Такое впечатление, что сейчас он начнёт биться в припадке, — заметила ехидно Нези. — Надо его охладить, а то и вправду с ума сойдёт. Кто тогда страной править будет в будущем?

Она зачерпнула воды из пруда в кубок, из которого недавно пила сок, подкралась к беседке и, раздвинув широкие виноградные листья, плеснула прямо в лицо царевичу. Тот подпрыгнул от неожиданности, потом всмотрелся в листву и увидел там кривляющуюся мордочку младшей двоюродной сестрёнки, показывающей язык и приговаривающей со смехом:

— Ты создал, о Атон, и дурачка Хеви, чтобы потешаться над ним день и ночь!

Царевич, побагровев, заорал во всю глотку:

— Ах ты, мартышка вредная! Я тебе покажу, как глумиться над словами Атона! — Он выскочил из беседки.

Но Нези уже, прыгнув в лодку, кричала слуге:

— А ну, отчаливай быстрей! — И, повернувшись опять к царевичу, выкрикнула: — Хеви-младший подавился лапшой!

Царевич сорвал с гранатового дерева круглый зрелый плод и запустил его в весело смеющихся сестёр, но попал только в борт лодки. Спелый гранат разлетелся вдребезги, окрасив позолоту тёмно-красными брызгами.

— Какие они ещё дети, — рассмеялась, глядя из окна на племянниц и сына, царица. — А мой дурачок и не замечает, какое сокровище растёт рядом с ним. Посмотри, как уже сейчас хороша Нефертити. А через пару лет она совсем расцветёт и превратится просто в красавицу. А какой у неё божественный голосок, начнёт петь — заслушаешься!

— Царевичу нужна не просто красивая жена. У нас в стране красивых девок хоть отбавляй, — проворчал Эйе, — нужна умница, которая смогла бы направить его в верное русло, чтобы он не метался и не бурлил в разные стороны, как вода во время разлива, а помнил о главном — управлении страной.

— Ты опять намекаешь на свою дочь? — улыбнулась Тии. — Я, мой дружок, не против, но решать-то в конце концов Хеви. А он уж больно своенравен. Ему трудно навязать вообще что-то, а уж нелюбимую жену и подавно!

— Будущий фараон женится не по любви, а по мудрому государственному расчёту, — ответил Эйе, склонив бритую голову набок и блестя холодными глазами.

— Боюсь, в случае с Хеви твоя мудрость, Эйе, напорется, как серп жнеца, на твёрдый камень. К сожалению, а может быть, и нет, но моим сыном нельзя вертеть просто так. — Вздохнув, царица покачала головой. — Когда он станет соправителем отца, нам с тобой, друг мой, придётся тяжело. Управлять он ещё не умеет, но уж больно норовист и упрям, чтобы нас беспрекословно слушаться.

— Да, жаль, Тии, что у тебя нет другого сына, — усмехнулся визирь, — но тут уже ничего не поделаешь. Соправителем в ближайшее время должен стать Хеви. Нам будет ещё хуже, если вся эта аристократия почувствует, что у неё есть шанс оттеснить нас от власти и сделать соправителем кого-то другого. Ладно, давай заканчивать с перепиской, а то мы и так слишком отвлеклись.

Царица вслушалась в слова писца. Он тихо бубнил:

— «Ты, брат мой, не захотел за меня выдать твою дочь и ответил: «Египетская царевна никогда никому не отдавалась». Почему так? Ведь ты же царь и можешь поступать по желанию сердца, и, если ты её выдашь, кто будет против? Когда мне был сообщён ответ, я написал: «В твоей стране есть много красивых дочерей, пришли мне одну из них, ведь кто скажет тогда: «Это не царевна»? Но ты не прислал, и я очень опечален...»

— О чём толкует этот толстопузый вавилонский царёк, больше похожий на обезьяну из страны Пунт, чем на человека?! — воскликнула с гримасой удивления, смешанного с презрением, царица.

— Он просит себе в жёны египетскую царевну, — ответил писец хриплым, севшим от долгого напряжения голосом, устало хлопая подкрашенными зелёным малахитом ресницами.

— Но мы же ему ещё в прошлый раз, когда он только заикнулся об этом, объяснили, что замуж египетских царевен на сторону не отдаём.

— Вавилонский царь тогда предложил такой выход из положения: пришлите любую египетскую девицу, а он сумеет представить её у себя в Вавилоне как египетскую царевну, — пояснил писец.

— Да он что, совсем с ума сошёл? Чтобы мы пошли на подлог? — Тии посмотрела на Эйе. — Ведь если мы на такое согласимся, все наши аристократы завоют, как стая голодных псов, об унижении фараона и всей правящей вот уже триста лет династии.