кивнула головой и махнула Анне Сергеевне рукой, давая понять, что на сегодня работа закончена, и холодными пальцами обхватила виски. Голова гудела второй день подряд, обезболивающее не помогало. Может, надо попробовать иной метод. Перед уходом она позвонила главврачу:

– Елена Степановна, я завтра задержусь, возможно, до обеда, плохо себя чувствую.

Голова просто расходилась по швам от боли, когда Марта вышла из винного магазина, где купила большую бутылку коньяка. Последний раз она пила вино в ее прошлой жизни, а еще стопку водки на похоронах, но это не в счет.

Тут Марту повело, и она оперлась о фонарный столб. Это она уничтожила прошлую жизнь: все эти вечера с бокалом шардоне, чемоданы, в несколько слоев обклеенные символами разных стран, где они побывали, все эти мечты о том, что уже не произойдет, все эти прикосновения, что больше не повторятся никогда. И это «никогда» пульсировало черной точкой нечеловеческой боли в виске Марты, отчего ей пришлось прислониться лбом к фонарю.

– Женщина, вам плохо?

Марта обернулась. Невысокий седой мужчина стоял рядом и тянул к ней руку. Марта отпрянула от него и глухо прорычала:

– Не трогайте меня…

Мужчина покачал головой, фыркнул и бросил в ее сторону: «Истеричка!»

Марта добрела до машины, сдерживая муть и то и дело прикрывая глаза. Поскорей бы сесть. Но что-то мешало открыть дверцу. Марта включила фонарик на мобильном и посветила вниз. Там в небольшой картонной коробке с высокими бортами сидела тощая трясущаяся кошка с мокрой, невнятного окраса шерстью. И только большие глаза, желтые и неизмеримо глубокие, говорили о том, что в этом тщедушном тельце есть жизнь. Марта присела на корточки перед находкой.

– Ты чего же такая мокрая? Дождя вроде не было, – пробормотала Марта кошке, словно именно это имело значение.

Где-то во дворах громко и устрашающе залаяла собака. Марта вздрогнула, схватила коробку за бортики, стараясь не дотронуться до животного, и затащила на заднее сиденье машины.

– Покормлю хоть тебя, а там придумаю что-нибудь, – сказала Марта кошке.

В дороге из коробки не раздалось ни звука, ни шороха, а когда Марта приволокла ее домой и водрузила в центр кухни, кошка выглянула из-за бортика и вдруг легко и мягко выпрыгнула и потянулась, продемонстрировав острые ребра и впалый живот.

Накормив кошку, постелив для нее на пуфике новое банное полотенце, Марта все-таки налила себе рюмку коньяку и рухнула на диван, обложив себя десятком мягких подушек.

Кошка вела себя тихо и, наевшись, блаженно валялась на предложенной Мартой лежанке, вылизывая себя, постепенно подсыхая и приобретая цвет… А потом, когда Марта, слегка захмелев, потеряла бдительность, кошка подкралась на мягких лапах и… потерлась все еще слегка влажным боком о ногу Марты. Марта не успела даже дернуться, просто зажмурила глаза в ожидании боли. Но боли не последовало. Только голова прояснилась, тиски разжались и стало хорошо. Словно нечто жуткое сделало шаг назад и стало можно выдохнуть…

* * *

Утром Марте снова звонила та самая чиновница из опеки – Эсмеральда Ивановна. Не мытьем, так катаньем уговаривала, давила на все возможные рычаги:

– Марта Аркадьевна, я могу еще пару недель подержать вашу племянницу в особом статусе, но потом у меня больше нет влияния. Ее или удочерят чужие люди, или, что еще хуже и возможнее, – распределят в какой-нибудь районный детдом, а там – ужас! Ей же пять лет, а усыновляют чаще всего малышей до года, ну до трех лет – если особо повезет. Ведь хорошая, здоровая девочка, чудо просто!

Марта слушала молча. Вот же взрослая, солидная женщина, через пару лет сорок исполнится, а какая-то Эсмеральда Ивановна делает из нее маленькую неразумную девчонку. Хотя, откровенно говоря, возразить нечего… Всё правда. Но то, какое чудо произошло со Скрипкой, больше не повторилось ни с кем. Марта экспериментировала после того, как у нее поселилась кошка: и ребенка за руку подержала, и собаку, милую коротколапую соседскую корги со смешным именем Вафля, пробовала погладить… Да вот и Эсмеральда Ивановна недавно… Эксперимент с треском провалился. Стало быть, только Скрипка как-то перешла все кордоны и смогла стать особенной?

А днем Марте, проверяющей отчеты лаборантов в самом тесном и оттого очень любимом ею кабинете в главной лаборатории, позвонил сосед и истерично затараторил, Марта даже не сразу поняла, о чем он говорит:

– У вас там кошка во дворе начала орать как резаная! Я не знаю, что случилось, она где-то в кустах, что ль, была, а потом в дом ушла и там орет. А я забор-то перелез, а в дверь зайти не могу, а она там голосит!

Как Марта доехала до дома, она не поняла. Только считала в уме до десяти и обратно, но даже через эту цифровую защиту иногда прорывались фразы «ты снова все проморгала», «не надо было» и «это будет твое второе преступление».

Марта действительно снова все проморгала, пропустила, просмотрела, не заметила… Но тут есть хотя бы слабое оправдание: у нее никогда не было кошек, опыта никакого.

Она вбежала в дом, за ней ринулся взмокший на солнце сосед со словами: «Последние минут двадцать – тишина». В прихожей – никого, тогда Марта залетела на кухню – на кошкином пуфике тоже пусто. Но вот в комнате на диване… У Марты замерло сердце и стало нечем дышать…

Она подкралась и рухнула перед диваном на колени. В груде подушек лежала Скрипка, а рядом с ней пищали и копошились два крошечных черно-рыжих котенка.

Марта опустила голову на одну из подушек – так, чтобы можно было смотреть на Скрипку.

– Ну ты даешь, мать! – сказала Марта восхищенно и счастливо прыснула: – Матушка-кошка!

Скрипка глядела на Марту усталым, но гордым взглядом: мол, ничего, что ты проморгала, видишь, тут рождение, а не смерть.

Сосед, стоявший сзади, хмыкнул:

– По ходу, это наш черный одноглазый Монокль постарался. Он уже не одну кису в округе обрюхатил. Стало быть, мы теперь породнились. Когда лапки обмывать будем?

Марта засмеялась, но отмахнулась – не до тебя сейчас, у нас тут прибавление, а у Скрипки теперь забот полон рот, вернее, пасть! И нечего тут шастать кому ни попадя, малышам и молодой матери покой нужен!

Марта котят, конечно, не трогала – хрупка жизнь чужих детей, и такая, как она, Марта, может разрушить ее в один момент:

– Скрипочка, ты же сама справишься, да?

И Скрипка справлялась. Кормила котят, отходя от них только водички попить и сбегать в туалет. Лежала рядом, призывая взглядом Марту подойти и если не гладить, то