А говорили разное…

Говорили, что на месте столицы находится кратер диаметром в десяток километров. По ночам кратер светится. В хорошую ночь можно увидеть яркие вспышки где-то вдали на севере.

Говорили, что все это бред и провокации. Что никакого кратера нет, и вообще стоит столица нетронутая, но опустевшая: ни один дом не разрушен, ни одно стекло не выбито. Но пусто. Ни души.

Говорили, что остатки Второго Мотопехотного и Третьей Освободительной до сих пор бьются в руинах, там, за рекой, буквально в двадцати милях от нас. Бьются, не зная, что Война уже давно закончена, а те, кто начал ее, давно истлели в глубинах подземных бункеров.

Говорили, что в последний день Войны раскрылись на центральной площади столицы врата в преисподнюю. И что зовут главного демона Нгоак-мигот, и имеет он по пять рук и шесть ног и три уда с каждой из сторон тела своего…

Внимательно посмотри на мой хвост! – велел мне как-то раз Хозяин. – Не правда ли, иногда кажется, что он живет сам по себе? Что он – отдельное существо, отдельная личность, причудой судьбы пришпандоренная к моему заду. У меня больше физических возможностей – у него меньше забот и, соответственно, больше возможностей думать. Он не может видеть, не может слышать; единственное, что он может, – это осязать. По сути дела, он даже и не представляет, что это такое: видеть, слышать, сливки. Но это не мешает существовать ему полноценной, как он считает, жизнью. А по правде, дело не в том, что он не в курсе очень многого, дело в том, что он – всего-навсего отросток моего позвоночника, иннервируемый парочкой моих же нервов. Да и самостоятельным существом он может показаться лишь с очень большим натягом.

А кто ты такой?

3

Если вам показалось, что наша жизнь была тихой и мирной, то вы жестоко ошибаетесь.

Наш маленький район был действительно некой тихой гаванью, чего нельзя сказать об остальном Городе. Десятки банд, бригад, отрядов обороны и нападения, шаек и квазикоролевств, насчитывающих от двух до десяти подданных, воевали между собой за сохранившиеся дома, станции метрополитена, супермаркеты и парки, ставшие пастбищами для скота. В нашем районе, к счастью, им ничего нужно не было, и нас не трогали.

Напротив, к нам приходили за помощью: Доктор, сжав зубы, залечивал неидеальные раны неидеальных больных, Баронесса предсказывала лучший момент для штурма здания бывшего цирка (основной объект боевых действий в городе на протяжении почти десятилетия), Летописец заносил в свою Летопись всех желающих.

По негласному договору, нас не трогали, мы были нейтральной землей.

Шли годы.

Порой Хозяин приводил мне женщин. О да, он, как никто, заботился о своем недостойном слуге, следил не только за моим душевным, но и телесным благополучием. Они оставались с нами: кто на один день, кто на неделю. Затем они уходили на юг, туда, где, по слухам, еще теплились остатки «жизни до». Ни я, ни Хозяин не старались их удержать. Это был их выбор: тени и призраки «жизни до» были им милее. Их оставалось только пожалеть: ведь они так и не смогли увидеть настоящий свет и смысл существования.

Но затем одна из них осталась навсегда. После к ней присоединилась еще одна. Так мы зажили вчетвером. Вскоре Отшельник-с-Завода обручил нас, мы сыграли свадьбу, и женщины стали моими женами. У нас появились дети.

Однажды утром первая жена показала мне седой волос на моей голове. Молодость кончилась.

Шли годы.

Дети росли, мы с женами старели. Умер Йог-иудаист. Вождь-Хромированное-седло возглавил банду мотоциклистов с Юга-Запада. В поисках тишины и покоя к нам переехал из-за реки Лингвист-самоучка. Благодаря этому святому человеку мои дети теперь говорили на десяти мертвых языках. Доктор-без-практики закончил свой титанический труд и приступил к написанию докторской диссертации, основанной на опыте лечения идеального больного.

Знаешь, почему говорят, что у нас девять жизней? Думаю, ты так же, как и большинство твоих соплеменников, считаешь, что это значит, что нас тяжело убить? Точнее, надо сделать это девять раз? Полная чушь. К сожалению.

Хозяин говорил, расхаживая туда-сюда по подоконнику. Он, как и я, был уже не молод. Шерсть поредела, левая задняя лапка прихрамывала, правый глаз заплыл белесой пленкой.

У нас действительно девять жизней. Впрочем, как и у каждого живого существа. Буддисты наиболее близко подошли к пониманию этого. Хотя в действительности они просто были чуть менее далеки от истины, чем все остальные.

Первая жизнь – жизнь блохи, клеща – насекомого. Примитивная, злая, скоротечная.

Вторая – жизнь собаки. Существа, сотворенного Создателем по нашему подобию, но падшего и искаженного своей порочностью.

Третья – жизнь скота. Скот глуп, толстокож, но дает ценное для нас молоко.

Четвертая – переломная жизнь. Жизнь рептилии. Крокодила, аллигатора, каймана.

Пятая жизнь – жизнь крота.

Шестая – жизнь жирафа. Мы учимся видеть мир иным взглядом, как из-под земли, так и из поднебесья…

Седьмая жизнь – жизнь птицы. Ты скажешь, что мои соплеменники не любят птиц и часто охотятся на них? Скажу прямо: у нас сохранились слабые воспоминания о той жизни. Мы просто завидуем и тоскуем по ощущению полета. Немного, совсем чуть-чуть.

Восьмая жизнь – жизнь человека. Подобное нам существо, сходное и разумом, и духом, но, прости, куда более примитивное.

И наконец, девятая жизнь, венец – настоящее.

Что дальше? Когда-нибудь я узнаю это. Ты тоже, но на один круг позже.

Шли годы.

4

Однажды утром Хозяин разбудил меня.

«Пойдем, – сказал он. – Пришло время».

С трудом поднявшись, я медленно пошел вслед за ним, цепляясь за костыли, подаренные мне Доктором-без-практики, как цепляется тонущий в океане за остатки фюзеляжа.

Идти было тяжело.

Хозяин все понимал. Он останавливался буквально каждые сто метров, давая мне возможность отдышаться. У руин мэрии мне даже пришлось сделать длительный перерыв: посидеть, пока отпустит жжение в груди. Хозяин терпеливо ждал.

…А ведь когда-то весь этот путь занимал у меня не больше часа, – удивился я, когда мы вышли на берег реки.

Уже вечерело. Хозяин внезапно быстрой тенью метнулся куда-то вниз, в непроглядную темень, скрылся из моего поля зрения.

Я медленно, настолько медленно, насколько позволяли мне скользящие по сырой земле ножки костылей, спустился к воде. Почти в самом конце спуска правый костыль вылетел из-под руки и полетел вниз. Следом покатился и я…

…Здесь было темно и сыро. Пахло водорослями, плесенью. Никого не было.

…Сверху раздался шум шагов. К реке спускался какой-то молодой, смутно знакомый мне парень. Трафарет