Снизу послышались быстрые тяжелые шаги, появились люди в форме. Степан распахнул дверь, показал им на задержанных.

– Но сначала операция, – сказал он, обращаясь к старшему наряда лейтенанту Валерьеву.

– Какая операция? – не понял тот.

– По разделению сиамских близнецов.

– Ага.

– И за девушкой присмотрите, чтобы не убежала.

Еще Степан обратил внимание на нож, который лежал на полу. Пальчики на нем точно имелись. Их нужно было сохранить и отдать криминалистам.

Степан вернулся к мужчине, который не знал, куда ему деться, вжался в угол между дверью в соседнюю квартиру и распределительным щитком.

– А вы здесь живете, гражданин?

– Да, за стенкой. – Дядька кивнул в сторону своей квартиры.

– И как часто здесь дебоширят?

– Да бывает. Мы уже и заявление в милицию писали.

– Да?

– Отнести собирались. – Мужчина провел пальцем по переносице, поправляя воображаемые очки.

Милиционеры разделили сиамских близнецов, позволили им одеться и увели.

Степан вернулся к Варваре, которая торопливо наводила порядок в комнате. Белье с дивана исчезло, столик вернулся на свое место. Увидев Степана, девица мышкой юркнула к креслу, села и подобрала под себя ноги.

– Значит, проституцией, говоришь, заниматься можно?

– Я понимаю, что это родимое пятно капитализма. Но у нас же сейчас он самый и есть. Пожалуйста, не надо меня стыдить. Мне и самой стыдно, – сказала девушка, понуро, исподлобья глянув на сотрудника милиции.

– Совращение малолетних – тоже родимое пятно капитализма. Но четко прописанное в Уголовном кодексе.

– Я не малолетняя.

– Наташа Протасова малолетняя. Ей всего шестнадцать. А ты предлагала этой девочке заняться однополой любовью.

– Я предлагала?!

– Чтобы затем вдвоем обслуживать клиентов.

– Какая дичь!

– Но Наташу Протасову ты знаешь.

– Протасову?.. – Варвара нервно задумалась.

– Она была вчера у тебя в гостях.

– Да, заходила. Только я ее не совращала!

– А заявление?

– Какое заявление?

– От гражданки Протасовой. Но мне кажется, что это наговор.

– Конечно, наговор!

– Это все Наташин отец, – с самым искренним сожалением сказал Степан. – Он желал хоть на ком-то отыграться за свои потерянные деньги.

– Я не спала с ее отцом.

– Ты участвовала в афере, которая обошлась ему в сто тысяч долларов.

– Какая еще афера? – От волнения у Варвары дрогнул голос.

– Преступники похитили Наташу и потребовали у ее отца сто тысяч долларов. Когда они получили деньги, Наташа вернулась к отцу. Она пришла домой вот отсюда, из этой квартиры. Телефон, кстати, у тебя работает.

– Да, работает.

– А вчера ты сказала Наташе, что телефон не работает, чтобы она не позвонила отцу.

– Я сказала?

– Да, ты сказала. А потом тебе позвонили, сообщили, что все, дело на мази, девочку можно отпускать. Ты обрадовалась. Мол, как же хорошо, что телефон заработал.

– Я вас не понимаю

– На суде поймешь. А на зоне осознаешь. Лет через десять выйдешь, вся затасканная и заплеванная. И никому ты здесь, на воле, не будешь нужна.

– За что десять лет?

– За совращение или за соучастие. А может, за то и другое сразу.

– Я ничего не знаю!

– Я тебя сейчас с собой заберу. В отделение. Тебя закрою, а твоими подельниками займусь. Они мне все расскажут.

– Какие подельники?

– А с кем это ты тут время проводила?

– Да это мои знакомые!

– Вот и я говорю, что с незнакомыми на дело не ходят.

– Это за деньги!

Степан вынул из кармана листы с вражескими шаржами, показал портреты Варваре, но узнавания в ее взгляде не заметил. Впрочем, это ничего не значило. Не исключено, что она просто смогла совладать со своими эмоциями или просто не узнала подельников, изображенных в весьма своеобразной манере.

– Что это?

– Кто.

– А похоже на что.

– Не узнала?

– Узнала. – Варвара усмехнулась. – Это мои ночные кошмары.

– Эти кошмары будут к тебе и дальше приходить. По ночам. В зону. Ты срок мотаешь, а они над тобой смеются. Ты сидишь, а они водку на воле пьянствуют и баб топчут. Да не тебя, а других, молодых и сочных. Ты стареешь и сохнешь. Представила?

– Но я и правда их не знаю, – хныкающим голосом сказала Варвара.

– А Жорик с Васьком?

– Да они случайные.

– А эти? – Степан шлепнул по листам внешней стороной ладони.

– А можно еще глянуть?

– Можешь даже повесить над своей кроватью, – сказал он, передавая ей листы.

– В зоне?

– А это смотря как ты себя поведешь. Если чистосердечно во всем признаешься, то я скажу, что настоящие преступники использовали тебя вслепую.

– Это как?

– Ты ничего не знала. Тебе сказали, ты сделала, а зачем, не знаешь.

– Но я на самом деле не знаю.

– А кто сказал?

– Вот этого я знаю, – через силу выдавила из себя Варвара, глядя на изображение мордоворота с гипертрофированной нижней челюстью.

Она показывала на того самого громилу, которого видела Марина.

– А другого?

– Другого не видела. А этого Жилой зовут.

– Кто зовет?

– Ну, друзья.

– Они у тебя были?

– Да, заезжали, – ответила Варвара и пронзительно, с жалостью к себе, несчастной, вздохнула. – Только я не знала, что они кого-то грабят.

– А зачем ты с Наташей познакомилась?

– Меня Саша попросил.

– Саша?

– Его здесь нет. – Варвара протянула Степану листы.

– А здесь? – Он показал ей фотографию Пантелея.

– А здесь есть. Мы случайно познакомились. Я шла, они подъехали. Мы отправились ко мне. Потом парни ушли, но вернулись. Тогда Саша и попросил, чтобы я с Наташей познакомилась.

– Зачем?

– Он мне сказал, что ему эта девочка очень нравится, но он не знает, как к ней подойти. Познакомься с ней, дескать, приведи домой, а я потом подойду.