Pari («Корпус Равных»), опирающееся на те же принципы, осью которого был итальянский герметический философ Джаммария.

Исходя из простого исторического анализа иерархических систем, можно заключить, что пирамидальные структуры соответствуют ремесленному посвящению, их жёсткий каркас обеспечивает (или, скорее, обеспечивал) им устойчивость на земле, в грубо-материальной сфере обыденного, на границе с мифическим, образуя первичный патерналистский архетип, наиболее доступный личностям с соответствующей диспозицией. В свою очередь, «планетарная» модель изначально соответствует кшатрийской природе (недаром она легла в основу рыцарского эпоса); в ней каждый участник обладает полным правом самостоятельных решений и несёт при этом на своих плечах всю ответственность группы. Чувство защищённости и неполной ответственности, характерное для членов пирамидальных иерархий, ощущение своего положения как «винтика в системе» (с одной стороны, вызывающее тревогу изолированностью от простора свободы, а с другой – создающее атмосферу уюта и покоя), недоступны участникам круглого стола, ни в коей мере не соответствуют их внутренним качествам и чужды их мировоззрению. Человек, имеющий склонность к выбору кшатрийского пути, никогда не будет чувствовать себя на месте в любом пирамидальном сообществе, он станет в нём либо изгоем, либо разрушит его, как медведь хрупкую клетку, и превратится в деспота, поскольку осознание собственной неограниченной свободы в сочетании с ничтожностью нижестоящих личностей, то есть отсутствием равных, приводит к патологическому развитию неукрощённых черт ложного «я», своего рода «раку» индивидуальности. С другой стороны, идея «демократического общества», главная иллюзия, лежащая в основе современной парадигмы, очевидным образом ложна с точки зрения любой иерархической системы. Используемый в ней принцип «равенства всех людей» есть искажение понятия равенства, поскольку возможны только группы «равных» – художников, воинов, философов, пекарей, магов, монахов. Теоретическое равенство может быть лишь в сообществах, имеющих естественный образующий принцип – артистический, мировоззренческий, религиозный, национальный и т. п. (на практике для осуществления такого равенства люди должны иметь определённую внутреннюю культуру и связь с высшим Принципом, иначе, даже несмотря на общность целей и интересов, неравенство возобладает). Однако «равенство всех людей» как гуманистическая основа «демократии» – не более чем галлюцинация, поскольку в мире существует множество индивидуумов, отличающихся друг от друга больше, чем некоторые люди отличаются от шимпанзе. Выборная система, заменяющая вершину пирамиды плоскостью «парламентов», «палат» и подобного рода вещей, попирает законы геометрии, каковая восстанавливает свои природные права посредством невидимой надстройки «тайных правительств» и «серых кардиналов», а попросту подлинных глав таких усечённых пирамидальных иерархий, подобно глазу в известном символе, представленном на американских купюрах.

Подлинное равенство предполагает одинаковую меру ответственности при максимальной индивидуальной свободе и наличии единого связующего принципа, который всегда находится выше плоскости повседневного, выше материальных аспектов действий, в идеале – в исходной точке всяких проявлений. Иерархия призвана служить свободе, она – проводник свободы и, если она не выполняет этой функции, от неё следует отказаться без малейших сожалений, поскольку она обладает лишь функциональной ценностью и никакой иной.

С другой стороны, в мире феноменов свобода структурирована иерархическими взаимоотношениями – от кристаллической решётки минерала до художественного творчества – и полный отказ от всякой иерархии означает отказ от свободы; однако, если настанет момент, когда все внешние иерархические системы исчерпают себя, интеллект должен будет принять новую данность и погрузиться в хаос «всеобщего равенства», то есть полной несвободы, в котором отсутствуют понятия совершенства и высшей цели, понятия красоты и милосердия, а единственным критерием равенства служит одинаковая степень ничтожности составляющих такое общество уродливых личин, заменяющих индивидуальность. На этом этапе единственным оплотом осуществления свободы станет внутренняя иерархия индивидуального сознания при полной десоциализации личности и переходе в автономный режим существования, когда соцум воспринимается как враждебная среда, подобная безвоздушному пространству открытого космоса, а все социальные отношения сводятся к роли скафандра, позволяющего выжить.

2009 г.

Шестой аркан, или Цена вечности

(заметки о последнем романе М. Булгакова)

1. Игральная карта

All’alta fantasia qui mancо́ possa:

Ma già volgeva il moi disio e ’l velle,

Sì come rota ch’ igualmente è mossa,

L’amor che move il sole e l’altre stelle.

Dante, Paradiso, c. XXXIII.[4]

В 1450 году, по прошествии трёх лет после смерти Филиппо Марии Висконти, герцога Миланского, в городе начала своё правление фамилия Сфорца. Талантливый молодой художник по имени Бонифачио Бембо, любимец герцогини Бьянки, получил счастливую возможность в полной мере проявить своё незаурядное мастерство, порукой чему послужил его скромный, но весьма ценный и свидетельствующий об отменном вкусе подарок: колода игральных карт, уснащённая изображениями членов правящей семьи со всеми атрибутами, включая их геральдические знаки и пышные одеяния. Огромного размера карты, изготовленные из твёрдого картона с применением золотой и серебряной фольги, вряд ли оказались пригодны для игры в тарокки, каковая являлась их формальным предназначением; скорее, это был своеобразный фамильный альбом, на котором художник запечатлел аристократическую семью в образах героев карнавальных триумфов, что проходили перед ними в дни праздников и торжеств и развлекали своими репризами и акробатическими трюками. Среди двадцати двух ненумерованных карт, известных сегодня как Великие Арканы согласно источникам, в силу самодовольного невежества полагающих, что основной задачей этих карт является гадание, была одна, вероятно, наиболее дорогая для владельцев: этот Аркан, или триумф, как его называли тогда, знаком нам под именем «Влюблённые». На золотом фоне обнажённый крылатый мальчик Купидон, стоящий на высоком пьедестале, держит в каждой руке по стреле, нацеленной на героев;