Показалось?

Сердце почти выпрыгивает из груди.

Вот, опять. Скрежет доносится сверху. Из кабинета. Словно закрывают ящик стола.

«Дом всегда издает звуки», – твердо говорю я себе. Никого здесь нет. Просто разыгралось воображение. С обостренным до предела восприятием, как у меня сейчас, немудрено раздуть из мухи слона.

Наверху воцаряется тишина.

Я облегченно выдыхаю и отворачиваюсь от окна. В тот же миг слышится скрип половицы, а ноги обдает ледяной сквозняк, хлынувший в открытую дверь.

В доме незваный гость.

Ранее

А мне у тебя нравится!

Я брожу по кухне, заглядывая в каждый шкафчик, рассматриваю изящные бокалы для вина на длинных ножках, классический веджвудский фарфор, набор дорогих французских сковородок. Кран над огромной мойкой один из лучших, с аэратором. Я поворачиваю ручку и смотрю на льющуюся воду – сток отличный. На столешницах ни одного пятна от горячего.

Какое окно! Я останавливаюсь и прижимаю к стеклу пальцы – пусть останутся, словно клеймо, завитки и желобки моих отпечатков на всем, к чему прикасаюсь.

А этот вид! Ты будто паришь в воздухе. Сами собой распрямляются плечи, и ты ощущаешь себя чуть выше, чуть невесомее.

Пора, наверное, перекусить. Интересно, осталось что-то в холодильнике или придется идти в магазин? Я распахиваю необъятную дверь: свою еду ты сложила на двух верхних полках, нижние оставила для моих продуктов. Вкусы у тебя поистине гурманские! Апельсиновое печенье в толстой шоколадной глазури; фаршированные чесноком оливки; внушительная – нераспечатанная – упаковка копченого сыра бри; два стаканчика органического кокосового йогурта.

В морозилке полдюжины коробок с полуфабрикатами. Ты любишь сыр фета, шпинат, пирог с кедровыми орешками и куриные грудки с соусом песто и моцареллой. При виде содержимого нижнего ящика меня разбирает смех: там лежат три лобстера! У большинства смертных в морозилке рыбные палочки и пакет гороха, а у тебя – лобстеры! Впрочем, есть еще рыба – целый лещ, а может, сибас, и пакет с миксом из свежевыловленных морепродуктов.

Думаю, с замороженными морепродуктами надо быть крайне осторожным! И я протягиваю руку за морозилку к розетке.

Мне страшно пошевелиться, даже дышать. Я чувствую каждый сантиметр своей кожи, натяжение над ключицей, бегущие по рукам мурашки, впившиеся в ладони ногти…

Я вся обратилась в слух.

Снова тяжелые шаги, где-то надо мной.

В ушах гулко стучит кровь. Известно ли взломщику, что я вернулась?

Надо поскорее выбираться из дома. Машина в городе, придется удирать на своих двоих. На пляж идти опасно – вода уже поднимается, прилив. Остается проулок, окаймленный зеленой изгородью, полмили длиной. Спрятаться негде.

Медленно-медленно, придерживаясь за перила, я начинаю спускаться по лестнице. Каждый нерв как оголенный провод. Взмокшая ладонь скользит по дереву, на шее пульсирует артерия… Хочется просто заорать и припустить со всех ног, усилием воли я заставляю себя двигаться осторожнее.

На последней ступеньке я замираю и прислушиваюсь к звукам наверху.

По лестничной площадке перед кабинетом стучат шаги. Кровь стынет в жилах. Разыгравшееся воображение ни при чем, там и правда кто-то есть!

Шаги затихают.

Наверное, мой непрошеный гость тоже прислушивается.

Неужели услышал, как я спускаюсь?

И снова скрип половиц – незнакомец идет по лестнице, все ниже и ниже, прямо ко мне.

Резко развернувшись, я бросаюсь на кухню, поскальзываюсь, подлетаю к черному ходу и дергаю ручку.

Черт! Я же заперла дверь, когда вернулась! Ключи! Куда подевались проклятые ключи?

Я обшариваю кухню, сердце ухает как молот. Ключей нет.

Ладно. Может, еще успею выскочить через парадную дверь?

Судя по звуку шагов, взломщик внизу. Путь отрезан.

Я инстинктивно выхватываю из подставки нож – холодная металлическая ручка жжет ладонь.

Выбор драться или бежать отпадает.

Поступь все громче и громче, все ближе и ближе к кухне.

Ко мне.

Страх перерастает в ярость, придает силы, разгоняет по венам кровь.

Я крепкий орешек! Я все смогу!

Прижимаю нож к боку, напрягаю мышцы. Я готова.

Шаги уже у двери.

С ножом наперевес я бросаюсь на возникшую в дверном проеме фигуру.

– Проваливай, ублюдок!

Вскинув руки, взломщик пятится назад.

– Эль, это же я! Я!

Мое имя звучит так странно, так незнакомо, что я лишь через несколько секунд понимаю – передо мной Флинн.

– Что ты здесь делаешь?! – направив на него нож, задыхаясь, говорю я.

– Прости, что напугал. Так вышло. Я пытался звонить, – растерянно оправдывается Флинн. – Час прождал в машине. Но у меня же есть ключи, вот я и… – Он опускает руки. – Прости. Я не хотел. Не подумал. Автомобиль ведь перед домом. Кроме того, мои туфли, пальто – все в прихожей.

– Я зашла через черный ход.

– Прости меня, – извиняется Флинн в очередной раз. – Я не слышал, как ты подъехала.

– Машина осталась в городе. – Я пристально смотрю на него, меня еще трясет.

– Эль, ты дрожишь.

– Ты заходил в мой кабинет.

– Я искал наши фото.

– Зачем? – наконец опустив нож, удивленно спрашиваю я.

У Флинна красные веки и пятнышки в уголках губ. Прищурив глаза, он устало трет переносицу.

Я откладываю нож, подхожу к Флинну и беру его за руки. От него пахнет стружкой и чем-то мускусным.

– Что случилось?

Я сижу на полу, обхватив колени руками. Флинн тем временем выбирает в корзине очередное полено, вертит его в мощных руках, а затем кладет в каминную печь. Языки пламени, потрескивая, тянутся вверх, на лице Флинна пляшут золотистые блики.

– Ужасно рада, что ты пришел, – говорю я, когда он усаживается рядом и мы откидываемся на спинку дивана.

– Я так и подумал, когда ты прыгнула на меня с ножом.

Мы смотрим на извивы огня, мерцание углей, слушаем треск поленьев.

Не отрывая взгляда от пламени, тихим голосом Флинн говорит:

– Сердечная аневризма. Раньше даже не слышал о таком. Когда мне позвонили, я работал. Пила шумела – ни слова почти не разобрал. Все спрашивал: «Что? Что?» Сообщили не из больницы. Джеймс Феллз позвонил. Помнишь его? Мясник.

Я киваю.