А вот непонятное и непривычное выбивает из колеи. Резкая смена обстановки и отношения должны дезориентировать Аланиса: грубый захват на границе, обыск, обратный путь под конвоем — есть чего испугаться. И вдруг всё это сменяется спокойствием приёмной.

Необъяснимо. Непонятно. И сейчас распорядитель сидит, перебирает в уме все свои грехи и гадает о причинах такого обращения.

— Омерзительный тип, — сквозь зубы процедила Райна.

Аланиса она рассматривала с брезгливым отвращением, словно жабу.

— Я смотрю он завоевал всенародную любовь? — хмыкнул Лёха, с интересом взглянув на магичку. — Почему же занимает не последнюю должность, если его так не любят? Дай угадаю: тоже родственник?

— Настолько дальний, что даже упоминать стыдно, — отмахнулась та. — Старая ветвь, выродившаяся настолько, что магический дар почти угас.

— Тогда почему ему досталась синекура? — уточнил Стриж, вновь переведя взгляд на подозреваемого.

— Ветвь рода старая и уважаемая, — пояснил вместо неё Даран. — Да и Аланису по некоторым причинам покровительствует Риган.

За фырканьем Райны последовала презрительная ремарка:

— По борделям они вместе шляются и винные погреба разоряют, вот и все причины.

Стриж напрягся. У двух подозреваемых вдруг появилась неожиданная связь.

— А почему вы раньше об этом не упоминали? — недовольно спросил он.

— О том, что Аланис — завсегдатай борделей, я тебе уже говорила, ну а как развлекается его светлость Риган ты не спрашивал.

Объяснять и спорить Лёха не стал. Смысла не было. Тем более, что «клиент созрел». Взяв сумку, Стриж направился ко входу в приёмную.

При его появлении Аланис неторопливо встал и вежливо, но не глубоко поклонился.

— Не имел чести быть представленным вам, — произнёс он. — А обо мне вы, вероятно, должным образом осведомлены.

Его голос, в отличие от внешности, был куда более выразительным, даже приятным.

— Я — новый дознаватель её сиятельства, Дрюон, — представился Лёха, усаживаясь напротив Аланиса.

Как и многие другие, эта должность была вакантна уже вторую неделю, а потому незнакомое лицо должно было вызвать лёгкую тревогу, но не удивление. Лаура на примере Дарана уже продемонстрировала, что делает самые неожиданные и нетрадиционные назначения, а потому запросто могла поставить на видный пост тёмную лошадку.

Аланис скупо и бесцветно улыбнулся в ответ, сел и предположил:

— Рискну предположить: вы наслышаны что я — душа компании и весельчак, а потому столь грубо оторвали меня от дел ради незабываемого праздника в честь новой должности?

Улыбка «весельчака» больше подходила мертвецу, но не была нервной. По этому человеку вообще сложно было читать эмоции. Стриж не был крупным специалистом в разного рода расстройствах, но было очень похоже, что распорядитель страдает каким-то недугом, влияющим на мимику.

Свезло так свезло…

— У нашей встречи куда более серьёзная причина, — сообщил Лёха, внимательно наблюдая за реакцией распорядителя.

Тот едва заметно напрягся. Нервничает? Есть что скрывать? Похоже на то.

— Надо думать, — на этот раз улыбка Аланиса выглядела чуть более натянуто, чем раньше. — Не каждый день мою работу прерывают столь грубым образом, а затем тащат в замок для душевной беседы за чашечкой чая. Кстати, я бы не отказался выпить.

Лёха мысленно присвистнул. По местным меркам распорядитель позволил себе неслыханную дерзость, разговаривая с дознавателем в подобном тоне. Привык к покровительству графского брата, или имеет за душой кучу денег и не боится потерять место? Или, вероятней всего, Аланис просто из тех людей, что начинают дерзить и хамить когда нервничают.

Одёрнуть наглеца, указав место, как сделал бы тот же Даран, или наоборот — спустить дерзость, показывая расположение? Пожалуй, второе. Пусть расслабится, найдя родственную душу. Да и немного вина поможет развязать язык.

— Кто бы не отказался? — задал риторический вопрос Лёха и позвонил в колокольчик.

Приказывая вошедшему слуге принести вино, он продолжал украдкой наблюдать за распорядителем. Тот чуть расслабился и откинулся на спинку кресла.

— Благодарю, — сказал Аланис, когда слуга наполнил его бокал, поставил кувшин на стол и удалился. — Так чему я обязан удовольствию беседовать с вами, господин дознаватель Дрюон? Кстати, не припомню вашего лица. К какому славному семейству вы принадлежите?

Вопрос о родстве не удостоился внимания, как не относящийся к делу.

— Кое что произошло в день, когда артефакт древних проснулся и уничтожил часть замка, — произнёс Лёха, внимательно отслеживая реакцию распорядителя.

Тот едва ощутимо вздрогнул и с явным трудом сглотнул вино, что до этого катал во рту. Отставив бокал в сторону, он прочистил горло и глухо спросил:

— Помимо того, что погибло множество людей?

Охотничий азарт захватил Стрижа. Вот оно! Дыхание участилось, зрачки едва заметно расширились и даже скупая мимика выдавала напряжение и, пожалуй, страх.

Попался! Теперь осталось правильно дожать…

— Да, — подтвердил Лёха, неспешно вынимая из сумки принадлежности для письма. — Произошло кое-что ещё, о чём я хочу поговорить с вами.

На стол легла сперва бумага, а затем карандаш и «случайно» прихваченное с ним золотое стило, найденное недавно в комнате распорядителя.

Вопреки ожиданиям, Аланис продолжал напряжённо смотреть на «дознавателя», ожидая продолжения. Золотой цилиндр вызвал у него ровно ту же реакцию, что и бумага — полнейшее равнодушие. Безразлично скользнул взглядом, даже на миг не задержав его. Никакого непроизвольного расширения зрачков, или других признаков.

Озадаченный таким поворотом Лёха сделал вид, что заметил ошибку, и убрал стило обратно в сумку.

Снова никакой реакции. Аланису сейчас было глубоко наплевать на этот предмет.

— Есть основание полагать, — продолжил несколько обескураженный Стриж, — что не все в тот день погибли от взрыва. Одному человеку кто-то помог расстаться с жизнью.

Легенду он продумал заранее. Идеальная тайна, объясняющая повышенный интерес к трагическим событиям и странным вопросам. Простая, правдоподобная и, одновременно, не способная навредить Лауре в случае распространения.

— Немыслимо… — Лёха готов был поклясться, что распорядитель действительно потрясён услышанным. — И вы полагаете, что я имею к этому отношение?

Он не выглядел расслабившимся, или успокоившимся, каким должен быть вор, узнавший, что дело вовсе не в пропавшей казне. Но и виновным Аланис не казался. Он смотрел в глаза собеседника шокировано, но вместе с тем требовательно. Правда даже это он делал по обыкновению блекло, напоминая скорее выцветший портрет, а не живого человека.