когда пыталась заключить сделку. До этого дня мой мир был вполне обычным.

– Так не бывает. Если ты необычный человек, то рано или поздно…

– Знаешь, – перебила ее Кира, и глаза наконец-то обрели осмысленность, – в детстве было много историй… Разных. Но бабушка всегда говорила закрывать глаза. Когда ты не смотришь – не смотрят на тебя.

– Толковая бабушка, жаль, что этот принцип работает не всегда.

– Я заметила на днях.

– Моя бабушка учила меня смотреть, сколько я себя помню. Не самые приятные картины для ребенка.

– Когда с детства – это привычней.

– Моя бабушка там же, где и твоя, потому что слишком много смотрела, – отрезала Аврора и отвернулась к окну. – Клуб мертвых бабушек.

Кира хмыкнула в ответ, и Аврора расслабилась. Шутка была так себе, учитывая обстоятельства, но наличие чувства юмора у собеседницы радовало.

Город приближался, заставляя кровь бежать быстрее. Пятиэтажки сменились панельными высотками, и дышать стало легче.

– А ты давно знаешь Криса? – зачем-то спросила Кира.

– С детства.

– Он твой друг?

– Не думаю, что у дилеров есть друзья. Они не совсем люди.

Кира не ответила, а таксист снова прибавил газу. Радио заиграло громче, заводя первые роковые нотки. И здесь играл «Слот», Аврора усмехнулась.

Мне надо сдать себя в музей и жить там как экспонат.

Все, я сказал, и точка – не ходи за мной…[5]

Я снова кружил по Городу. После заката заморосил мелкий дождь, но я не включал дворники и наслаждался тем, как капли отбивают дробь на лобовом и пускают кривые дорожки вниз. Я встрял в ночную пробку на Проспекте и был этому рад.

Я хотел признаться себе, что меня отпугнула моя же решимость. Что я сам толкаю себя на эшафот, радостно присвистывая. И что девчонка не выходит из моей головы… Хотел, но не стал признаваться.

Ведь я должен думать о том, что расклад Таро, даже Полины, не дает стопроцентный результат, будущее многовариантно. А я уже начал позволять себе больше, чем стоило. Людям нельзя знать их будущее, гадалки ежедневно портят сотни жизней – потому что, зная, мы начинаем исполнять. Выбираем тот вариант, который так четко узрели в чужих словах.

На поверку перед ликом страха я оказался ничем не лучше людей.

В темноте, под оранжевыми бликами фонарей, Проспект сверкал как взлетная полоса. Я слишком медленно полз вперед, и взлететь никак не получалось. Снова хотелось надраться до беспамятства и больше ничего не решать. Абстрагировать свое сознание от потока, который неумолимо волочет судьбу к следующей логической точке. Последней ли? У меня совершенно не получалось убедить себя в обратном.

Когда я заключал сегодня сделку, я взял слишком мало. Я сделал это потому, что мог. Потому что – не стоит отрицать – блеск в глазах девушки, медсестры, попросившей дар хилера-диагноста и стипендию, чтобы выучиться на врача, подкупал меня. Потому что мог – и это шаг в небытие для любого дилера. Мы как никто знаем, что всему есть цена, ее рамки четко обозначены. И как только мы начинаем поддаваться эмоциям, брать меньше, чем должны, система попадает под угрозу. И ей проще утопить тебя, один винтик, чем утонуть самой.

Я знал все это и все равно позволил себе так поступить. Я почти не подумал, называя цену. Нет, моя карта не Луна, а Дурак. На ней человек, радостно присвистывая, шагает вперед, не глядя в пропасть под своими ногами. Я сам топлю себя.

Я выхожу за рамки, которые неукоснительно соблюдал столетиями. Я потерял свою роль, размыл ее границы в потоках собственных страхов. Я хотел бы шагнуть назад, поискать зону комфорта, где еще не все потеряно, и собственная никчемность еще не так жжет внутри.

Или она жгла всегда, и прятать ее под очередной маской было так просто. Я искренне опасаюсь идти дальше. Раньше, чем пропасть, я встречу его. Человека, придумавшего и одевшего все роли и маски, ставшие с годами моей кожей, мной самим. Я не знаю, кто он, – поэтому он одновременно притягивает и пугает.

И я пропаду в тот день, когда увижу себя. В этом нет сомнений.

Поэтому я выкрутил руль резко вправо, уходя из еле ползущего потока в пустую подворотню. Взлетная полоса мелькнула в зеркале заднего вида и пропала. Сегодня еще рано летать.

Проулками я выбрался на менее загруженную дорогу и вдавил педаль. Возможно, завтра я перестану совершать ошибки, забуду о том, чего мог бы хотеть, починю винтик системы и придумаю, как прикрыть свои страхи новой ширмой еще лет на двадцать-тридцать, как делал всегда.

А сегодня я напьюсь, и никакие черти ада мне не помешают. Я еще прибавил газу, заставляя соседние машины шарахаться от моего рычащего «Ягуара». И включил радио погромче.

И все пытаюсь обмануть течение быстрой реки,

Пока мой след не простынет, не ходи за мной…[6]

– Пирамида, – Аврора почти не смотрела на протянутую руку охранника при входе и тут же перевела выжидающий взгляд на спутницу.

– Круг? – неуверенно произнесла Кира. Она сама не понимала, откуда берет эти образы, но старалась просто не думать. В прошлый раз получилось именно так. – Нет, куб… Куб в круге?

– А так бывает?

– Простите. – Молодой человек неуверенно встряхнул ладони. Второй охранник, постарше, щелкнул коллегу по лбу. – Я здесь недавно, еще не привык концентрироваться.

Занавес за их спинами разъехался, обагряя крохотную прихожую в красные тона. Сегодня стробоскоп не палил глаза, музыка была тихой и скорее расслабляющей, чем танцевальной. Зал был почти пуст.

Кира по инерции шагала за Авророй. С момента, как экзорцизм подошел к концу, ее покинули все силы. Каждое движение было неосознанным, она просто плыла в потоке. Единственная яркая мысль в голове – не оставаться одной в той квартире, что когда-то была домом, тоже угасла. Холод сковал все внутренности, и казалось, само сердце остановилось. Она больше не боялась ничего, но и желаний не имела.

Поток. Она просто будет плыть, пока течение не вынесет на поверхность. В потоке не было боли, не было эмоций, и собственное ледяное спокойствие не было чуждым.

– Твою мать, и он тут, – выругалась Аврора, глядя вперед.

По инерции Кира тоже взглянула. К ним направлялся высокий молодой блондин с распущенными волосами ниже плеч и широко улыбался. Его вид не отталкивал, но и не вызывал симпатий. Или Кира