Маркиз огорчённо вздохнул.

— Одним словом, слухи-то, ежели не пошли, то поползут, и весьма скоро! Явление-то для наших любителей развлечений весьма неординарное, я бы сказал — экзотическое: девка — и вдруг в никабе… Погоди, Камилле, я просто гипотетически рассуждаю. Откуда она вообще могла взяться? И почему, кстати, в никабе? — повернулся с живым интересом к барону.

Тот было заржал, как конь… но спохватился, бросив настороженный взгляд на Филиппа, и ответил без особого энтузиазма:

— Ни малейшего понятия, маркиз. Видать, выдумщица Сью постаралась. — И, оживился: — Представляете, господа, даже в самые пикантные моменты она с ног… ну, почти с ног до головы завёрнута в это дурацкое покрывало, лица не видно, одни глаза сверкают, вот в чём пикантность! И рыжие пряди выпущены так завлекательно… Впрочем, и грудь, и… гм, прочие достоинства эта цыпочка может продемонстрировать, и до того изыскано…

— Она натуральная рыжая? — бесстрастно спросил Филипп.

— Чёрт её зна… -

Барон вдруг осёкся и захохотал. Погрозил пальцем.

— Э-э, вот он, знаток восточных женщин, господа! Сразу зрит в корень, а ещё скромником прикидывается. А ведь верно! Волосы на лобке у неё русые! Что б мне пропасть! Фальшивая рыжая!

— У восточных женщин вообще нет волос на теле, — сухо ответил на то Филипп. — Они часами сидят в банях, как вы думаете, для чего? Чтобы доводить тела до совершенства.

— Скажите пожалуйста… — пробормотал кто-то.

Присутствующие неловко пожимали плечами, переглядываясь и неуверенно улыбаясь.

— А как давно эта дама, — последнее слово Филипп выделил лёгким презрением, — вообще появилась?

— Дня три… нет, пожалуй, что дней пять назад, — с запинкой отвечал барон. Лицо его пошло красными пятнами. — Чёрт меня задери! Фальшивая шлюха! Выходит, на самом деле она обычная! А с меня содрали деньги, как за восточную щтучку! Я этого так не оставлю!

— Мы этого так не оставим, — спокойно подтвердил Филипп. — Кстати, сообщу, что известная всем особа, находящаяся под моим патронажем, лишь вчера покинула стены обители святой Гертруды, и это вам подтвердит сама матушка Констанция, равно как и прочие сёстры во Христе. Вы понимаете, к чему я? И не кажется ли вам, господа, что картина вырисовывается очень грязная?

Маркиз прочистил горло.

— Да будет вам, граф. Сью всего лишь захотела подзаработать, вот и вырядила одну из новеньких в восточный костюм, по веяньям нынешней моды на Восток и слухов, так сказать. Хотя даже меня ввели в заблуждение выкрутасы этой… гхм. Ну, это я к слову.

— А я уверен: это продуманное опорочивание, — прошипел побледневший де Келюс. — Кому-то выгодно, да, выгодно унизить гостью самого короля! И я узнаю, чьи это мерзкие интриги, клянусь честью! Но скажите, маркиз, — тон его сделался умоляющим. — Вы, получается, тоже… были с этой особой?

— А что здесь такого?

— Ровным счётом ничего. Но даже если она была закутана с головы до ног в этот никаб — допустим, как раз для того, чтобы походить на другую; глаза-то вы видели? Какого цвета у неё глаза?

Казалось, в ожидании ответа замер весь зал кабачка.

У Филиппа де Камилле потемнело в глазах. В том, что под покрывалом шлюхи прячется именно шлюха, он не сомневался; но чем больше совпадёт внешних примет с невинной жертвой оговора — тем труднее восстановить доброе имя… Маркиз меж тем пожал плечами.

— Дорогой друг, глаза меня не особо интересовали, там без них было на что посмотреть. Пожалуй, что… карие?

— Ореховые, — неожиданно пробасил барон. — Вот точно говорю. У моей жены такие же, и она всем уши прожужжала, что это ореховый цвет.

Филипп сдержал вздох облегчения. Граф де Келюс — тот возликовал, не таясь:

— Ореховые! А на приёме у Его Величества все видели, что у Ирис Рыжекудрой зелёные глаза!

— Чистейшие изумруды, — важно кивнул его сосед, лейтенант мушкетёров. — И ещё такие… выразительные… Да, господа, воля ваша, но Сью взяла на себя слишком много. Ввязалась ли эта дура в большую политику, или просто по глупости решила заработать — но вот вам моё слово: лично я к ней пока ни ногой. А то влипнешь ещё в какую историю, вовек не отмоешься.

— Вы мудры, как Одиссей, дорогой друг, — отозвался маркиз. И легко продолжил: — Что ж, господа, вот и решено: к Сью мы не идём. Так?

Дружные одобрительные возгласы послужили ответом.

— Мы идём… — Де Питюи обвёл компанию многообещающим взором. — К Марианне и её козочкам! К чёрту Восток, нам милы наши сельские пастушки!

— Ура! — взревели гости с облегчением. — Вперёд, к пастушкам!

…У самого входа маркиз хлопнул себя по лбу, обнаружил, что забыл шляпу и вернулся к столу, за которым, как бы в задумчивости, задержались Филипп де Камилле и граф де Келюс.

— А вы, господа, всё же решились посетить опасное место? Впрочем, с тобой, Филипп, всё понятно, это твой очередной долг… Но ты-то, Келюс, какая вожжа тебе под хвост попала? Или… Ба, неужели ты так очарован?

— Не смейся, Франц, — серьёзно ответил граф. — Возможно, и так. Впервые в жизни я увидел чистейшее существо, и не позволю, чтобы на моих глазах его закидали грязью.

— О-о, вот даже как…

Маркиз шутливо поклонился.

Но, когда он заговорил, тон его оставался серьёзным.

— Вот что, Филипп, ты, по скромности своей, не знаток данных заведений, но наверняка, как самый въедливый, возьмёшь допрос на себя. Прими добрый совет. Не торопись расспрашивать Сью: если она подкуплена, она ничего не скажет, если трудится ради собственной выгоды — тем более. Угроз она не боится, у неё высокие покровители, а связываться — только имя своё марать. Не спрашивай ничего у девиц — они дуры набитые. Сама Шлюха в никабе наверняка охраняется, не просто так о ней никто ничего не знает. Начни с прислуги. А ещё лучше — найди тамошнюю знахарку, она уж точно про всех девчонок знает.

Неожиданно подмигнул.

— Да не особо там светись: у тебя такая безупречная репутация, что если тебя опознают — придворные сплетники спляшут на твоих костях с особым удовольствием…

***

…А меж тем день этот, полный горестных открытий и неприятных сюрпризов, кое для кого оказался солнечным, ясным — и, в какой-то мере, судьбоносным.

— Ах, я люблю, я люблю, я люблю его!

Рыжая королева бриттов, потеряв на лестнице в башню «французский капюшон», с восторгом кружилась по площадке, будто пятнадцатилетняя девчонка. Лицо её, в последнее время нещадно покрываемое белилами после перенесённой год назад оспы, сейчас свободное от свинцовой ядовитой мази, уже тронулось лёгкой краснотой и запестрело веснушками — следствием пребывания на утреннем солнце, щедром на загар. Но Её Величество, похоже, это обстоятельство волновало в последнюю очередь.