– Но ты видел ее фирменные рисуночки, да? Перед началом каждой главы?

– Обожаю их.

Я киваю:

– Так вот, один из рисунков в книге «Мой год», к семнадцатой главе, отличается от других.

– В каком плане?

– Не знаю, в другом стиле сделан, что ли. Но само отличие как раз не имеет значения. Имеет значение причина, понимаешь? Почему именно этот, единственный из всех? Похоже, тут должен быть смысл. Короче, вот так. Такие у меня странные влечения.

– Это выражение я уже точно слышал раньше.

– Боуи, – поясняю я. – Строчка в Changes. И название его биографии.

– Знаешь, на твоем месте я бы от этого и плясал.

– Что ты имеешь в виду?

Отвечая, Алан одновременно смотрит «Матрицу»:

– Это как переменные и константы, правильно? Миллион вещей меняется, и ты не можешь за ними уследить. Но ты только что назвал пять вещей, которые не изменились.

– Четыре.

– Плюс твоя сестра. На твоем месте я бы углубился в них, хотя бы потому, что это выполнимо.

Время от времени Алан выдает крупицы настоящей мудрости, которые неизбежно приводят меня к мысли, что я его недооцениваю. Может, на самом деле Алан тонкий мыслитель, чья проницательность лишь маскируется под легкомыслие.

– Как думаешь, Нео и агент Смит хоть разок перепихнулись?

Ну вот опять: а может, и нет.

Я говорю:

– Вряд ли у агента Смита имеется хоть какой-то сексуальный аппетит. Да ему и некогда, он все время тратит на постановку артикуляции.

– Зато он неплохо утоляет свои потребности как Элронд, правитель Ривенделла.

– Кажется, у тебя весь мозг в яйца ушел.

– Кажется, кое-кто не в состоянии считать человека привлекательным без того, чтобы хотеть секса с ним, – парирует Алан.

– Элронд – эльф, если ты не в курсе.

– Поправка. Он правитель эльфов. Плюс уши.

Мы ненадолго умолкаем, глядя на экран. Там Тринити целует Нео, и он, естественно, оживает. Давненько я не смотрел этот фильм. Как-то позабыл, что Нео сначала умер.

Алан тянется к тумбочке, открывает ящик и достает альбом и карандаш.

– Что ты рисуешь?

– Увидишь, – отвечает он.

Рисунки Алана превосходят мои во всех отношениях, хотя я не столько художник, сколько любитель диаграмм. Он работает быстро и через пару минут вручает мне альбом. В первый момент мне кажется, что на картинке изображен супергерой из неизвестного мне комикса – у него мускулистая фигура, типичная для спасителей мира, – но одет он как я, в полный комплект «синего Боуи», и у него мои глаза и прическа. Большими квадратными буквами наверху страницы написано: «Гипнотек».

– У всех персонажей крутые имена, – говорит Алан, указывая на телевизор. – Нео, Тринити, Морфеус, Танк. Они не супергерои в чистом виде, но с повышенной реакцией, всякими особыми навыками и все такое.

Я разглядываю его рисунок и пытаюсь придумать достойный ответ, но в итоге выдаю лишь глупое замечание:

– Отлично, но «гипнотик» пишется через «и».

Алан улыбается:

– Как говорил Филип, намеренное искажение укрепляет бренд.

Я возвращаю альбом, уверяя, что картинка просто отличная, но при этом стараюсь избежать прямого взгляда и делаю вид, будто смотрю на экран.

– Ной!

– Что ты хочешь от меня услышать, Алан? Я очень благодарен, что ты пытаешься помочь. – Тут я умолкаю и, поскольку на самом деле благодарен, не договариваю свою мысль: «Мне не нужен бренд, у меня нет повышенной реакции или особых навыков».

– Да ладно, – откликается он, и, как часто бывает, я уверен, что он прочитал мои мысли. – Большинство людей намертво застряли в реальности, Ной, ты единственный из моих знакомых, кто сумел оттуда вырваться.

У Керуака в конце главы, где Дин и Карло сидят на кровати и всю ночь разговаривают, рассказчик, парень по имени Сол, говорит им: «Стоп машина». Не скажу наверняка, что имел в виду автор – видимо, Сол предлагал друзьям заткнуться и лечь спать. Но мне сразу пришло на ум отключение режима автопилота. В любом случае, я не сомневался, что Дину и Карло повезло иметь такого друга.

Теперь мой сон – все цвета мироздания, светящаяся призма. Как будто комната – это чашка Петри, а цвета – бактерии, и я беспомощно дрейфую среди них, глядя, как они сливаются и делятся, сливаются и делятся, плодясь с жадностью, соизмеримой с яркостью света. А потом являются буквы, и Эйбрахам с его беззвучным лаем вырастает возле кровати, и в углу снова стоит промокший до нитки парень, чье лицо невозможно увидеть; буквы обретают форму, сознание и подсознание приходят в гармонию, забвение сгущается в монолит.

«Выйди на свет», – говорит Бог.

И на долю секунды я выхожу. Я открываю глаза, вижу комнату, расплывчатую фигуру – и все заканчивается.

Я просыпаюсь в холодном поту под первые проблески утреннего солнца в окне.

Каждую ночь больше двух недель все тот же сон, все тот же пот. Пора бы уже привыкнуть, но всякий раз сон обновляется, словно прокручиваясь в обратном порядке: разрешение и яркость увеличиваются с каждым следующим просмотром.

Список. Вот что мне нужно.

Процесс составления списков – упорядочивания от начала до конца в алфавитном порядке, в хронологическом, автобиографическом, тематическом, логическом порядке – производит в моем теле столько же эндорфинов, сколько иные получают от хорошей пробежки, на грани оргазма. Я знаю, как это глупо, но я люблю списки, и мне все равно, что подумают остальные.

Я скатываюсь с кровати, сажусь за стол в одних трусах, открываю компьютер, и поехали.

ОБЪЯСНЕНИЕ ЧЗХ

Наглядный список теорий Ноя Оукмена

1. У меня поврежден мозг. (Одновременно объясняет все и не объясняет ничего.)

2. Моя жизнь – реалити-шоу, а я его невольная звезда.

3. Я существую только в качестве персонажа книги. (см. 1.)

4. Я нечаянно свалился в кротовую нору и теперь нахожусь в параллельной вселенной.

Увы, я могу жонглировать хоть сотней теорий о том, как я оказался в таком положении, но ни одна из них не удержит Вэл и Алана от переезда в Лос-Анджелес. Алан прав: слишком много переменных, чтобы проработать каждый вариант. Я должен сосредоточиться на константах: моих странных влечениях и Пенни.